Розы в ноябре | страница 111
Окаменев от неожиданности — опомнилась тут же. Рванулась, выскользнула. Стояла у парапета балкона. Кровь бешено гремела в висках…
Он тихо засмеялся:
— Ты ведешь себя так, словно билет в рай уже куплен… Зачем? Ты свободна… Я тоже свободен, ты же знаешь, у Клавы никогда не было иллюзий на этот счет… К чему этакий моральный максимализм?
— А почему должен быть минимализм? — пробормотала Ася.
Он продолжал, не слушая:
— Женщина без любви — неокликнутое эхо. Зачем грабить себя? Что тебя удерживает? Компрометация репутации? Ты ведь всегда умела жить по себе, а не по людскому мнению…
И он замолчал, ожидая. Потом сказал:
— Ну, дай хоть поцелую — один раз… На счастье!
Ася молчала. Застыла, вжалась в холодный камень…
— Бедняжка, да ты попросту влюблена! — воскликнул Кирилл Андрианович. — Кого ты могла тут найти себе — не представляю!..
…Он еще раз попытался, хотел проводить ее, она отказалась, — «домиком» сломались его собольей пушистости брови, скорбно искривился прекрасный рот, но она уже бежала, летела, исчезла…
Мелькали муаровые разводы дубовых панелей, смугло-пламенные отсветы меди и бронзы. Мелькали открытые и полуотворенные двери. Отрешенные от мира, стынут шахматисты. Девушки в туниках у балетного станка, трепет и взлеты их невесомых одеяний. Кипенье танцзала — шейк ли, джерк ли, что там еще. Глаза, руки, плечи, взвихренные волосы, бешеные ритмы, хлопки и чей-то восторженный голос: «Соблюдай интервал!» Наконец-то — тишина и безлюдье длинного коридора…
У Аси вдруг ослабели ноги. Да, наверно, сидит, ждет. А — сбудется ли?
…Как это бывает, что человек становится для тебя самым нужным на земле? И все в нем твое, родное. Все, что сказал он, верно: так оно и есть. Засмеялся — и все в тебе засмеялось. Ни одного слова, царапнувшего фальшью. Ни одного поступка, которым ты не могла бы гордиться — за него… И лицо, и голос — самые милые на земле… С Арсением все было не так. Да, нравился — красивый, восторженный. Подруги завидуют. Отец сказал: «Он у тебя безразмерный какой-то… Живет последним впечатленьем…» И нечего было возразить. А как часто бывало: сказал — не то, резанул слух каким-то глупым анекдотом, показал себя мелочным, не обязательным, не рыцарственным.
Не хотелось видеть, зажмуривалась. Успокаивала себя: «Идеала нет. Гармония недостижима…»
А разве — достижима?
Андрей… Чистота его, строгость и мягкость, — то, о чем тосковала душа. Он может дать ей все, чего ждет женщина от спутника жизни. А она — ему?