В перерывах вокруг него теснятся. Начинаются расспросы: а что там, в мире искусства? «Бредятина», — говорит Кирилл Андрианович о новой пьесе и пересказывает сюжет таким наивнячком, что всех перегибает смехом. «Культурный актер, но не явление», — говорит он о восходящем кумире. «Зверски талантлив, но без чувства ансамбля». Громов нетерпим к традиционалистам — «перелицовщикам пыльных сюртуков основоположников». Громов не безоглядно признает новаторов. — «Театр без занавеса. Без декораций. Без драматургии. Без разделения сцены и зала. Дойдем до театра без актера?» Если кто-то начинает хвалить его прежние постановки, делает нетерпеливый, отстраняющий жест: «Силен был прошлогодний снег… Вы скажите, куда шагнуть завтра?»
Ася чувствует, как ему привычно все это, — почтительное вниманье, восторг, прыскающий из девичьих глаз, диалог, непременно обращающийся в монолог. Он не подает фразу — швыряет небрежно, уверенный, что и так не пропустят, отзовутся. Он красив в своей рабочей одежде, в этом толстом свитере с воротом, подпирающим подбородок, словно брыжжи испанского гранда. Блистательный Громов, старый Мастер — на сцене и в жизни, умеющий владеть собой и в жестоких перепалках меж яростных служителей муз, и в тепличной атмосфере студенческого обожанья.
…Отчего он так по-новому внимателен к своей старой знакомой, верной ученице и неизменной почитательнице Асе Бахтиной?
После первой же репетиции сказал:
— До чего ж я тебе благодарен, что вытащила из раковины! Сама знаешь, наша среда — благожелательность, взаимопомощь. Если ты чего-то потерял, утратил, — с миру по нитке, голому веревка. А здесь что-то совершенна иное. Окунаешься в жизнь, творимую на глазах, по законам мечты и красоты. И все вокруг — молодые… Или с молодым блеском в глазах, что ничуть не хуже!
В городе и кроме нее нашлись знакомства, быстро завязались новые, — кому не лестно, если на очередной «междусобойчик» или концерт «маг-музыки» придет знаменитый Громов?
Он шел — если Ася соглашалась пойти с ним. Красиво, со вкусом и чувством меры — ел, пил, танцевал, овладевал всеобщим вниманием. И все чаще Ася ловила на себе его упорный, изучающий взгляд.
Рассыпать комплименты Громов не любил: «Знаю им цену!» Но однажды сказал Асе:
— Помнишь «Метаморфозы» Овидия? Нечто подобное произошло и с тобой: как будто вылупилась из скорлупы. Из своей скорлупы маленькой деловой женщины, в строгом костюмчике, в очках и с давно не модным «Гаврошем»… Тебе идет эта вольно разметавшаяся прическа, и хорошо, что бросила очки, кто бы разглядел такие тревожные, летящие ресницы?
