— …капитану сильно повезло, что отец МакКри вытащил его из пекла, — говорил доктор.
— Очень жаль, но мы не смогли больше никого откопать, — ответил доктор, и даже в его предельно уставшем голосе слышался ужас. — Весь квартал, вся Дайвис-стрит разрушена и горит. Там остался весь отряд англичан, дюжина констеблей и целая толпа молодежи, почти все не старше шестнадцати лет.
Огилви устало кивнул.
— Я вам очень благодарен, святой отец, даже за хотя бы одного из моих парней. — В нагрудном кармане у Огилви захрипела рация. Он прислушался, потом вполголоса бросил несколько распоряжений. — Рад тебя видеть, Стирлинг. Врачи говорят, сынок, тебе чертовски повезло.
— Простите, сэр, — чуть слышно прохрипел Стирлинг и сам испугался того, каким слабым был его голос. — Какой-то ублюдок-оранжист направил на нас фургон, набитый взрывчаткой. А я не понял, не пытался его остановить, пока не было поздно, черт подери…
— Успокойся, сынок. — Огилви сжал его плечо мозолистой, перепачканной в саже рукой. — Ты не можешь винить себя за какого-то маньяка-самоубийцу. Они взорвали с полдюжины таких же бомб. Направили их в толпы католиков, оставив водителям считанные секунды, чтобы унести свою задницу. И остановить их невозможно. Ты уж поверь, мы пытались. Даже если бы ты застрелил водителя, бомба стояла на таймере, и обезвредить ее ты бы не успел.
По идее, эта новость должна была бы утешить Стирлинга, но перед глазами его все еще стоял Мёрдок, врезающийся спиной в машину, дома, обрушивающиеся на мостовую, хороня под грудой кирпича и черепицы тех, кто мог остаться в живых после самого взрыва. Может, и прав был Бэлфур: раздолбать весь этот чертов город до основания, и делу конец — в свете-то последних зверств протестантских террористов. Стирлинг и не думал прежде, что ненависть ИРА к оранжистам вообще может быть так ему понятна. И ведь он не мог сказать, что ИРА лучше. Конечно, католики не поджигали протестантские кварталы так, как поступали этот боевики-оранжисты с католическими. Они предпочитали взрывать людные магазины и пабы, казармы британских военных, пропускные пункты и полицейские участки, казнить видных протестантских политиков, членов правительства или королевской семьи. Хуже всего, Стирлинг не видел никакого выхода из этой ситуации. Во всяком случае, пока обе стороны категорически требовали от противной стороны полной капитуляции и выполнения заведомо неприемлемых требований. Ему даже страшно стало, такую бездонную пустоту ощутил он в груди.
