»…
А гипотеза моя, «надстроенная» над этими фактами сцена, выходит такая. Александр едет из маленькой, скорчившейся на самом краю монгольского континента Руси, цепляющейся за жизнь от набега до набега. Едет через Поволжье, Южно-Уральские степи, пересекает Иртыш, Обь. Минует Алтай, Монголию… Едет в этот невероятный Карокорум. Гадает: как-то его там встретит Великий хан — Господин его Господина…
И вдруг… допустим это для зрительного образа — где-то, перевалив через Урал… или — миновавши Алтай… Александр вдруг ясно представляет, духовным зрением видит всю эту великую, на два года пути, диковинную страну — своей, Русской империей!
Видит, что, выражаясь кратко, Русь освободится от Орды — вместе с Ордой (в придачу). Александр Невский видит своих потомков, рассылающих губернаторов на Волгу, на Урал, Иртыш, на Енисей. Видит и других своих, еще более дальних потомков, для которых эта земля станет главной опорой, защитой и кормилицей!..
Какие ж могут быть основания для подобной «сцены-видения»?
Да те самые, что князь Александр был «…Канонизирован в лике благоверных при митрополите Макарии на Московском Соборе 1547 года».
И если понимать причисление к лику святых не просто, как … «награждение посмертно», «присвоение почетного звания», а — признание каких-то особых… — не заслуг (это, повторю — не награда!), а именно — особых свойств человека, признанного Святым, то это и означает — признание возможности подобного Александрова видения. Признание того, что он мог не только мысленно прочертить на Чудском льду — стрелочки карты сражения, за несколько часов до самого сражения, как «простой великий полководец»… Но, как святой — мог заглянуть духовным взором и гораздо далее.
И то, что частица мощей святого князя сегодня почитается в Храме Александра Невского в городе София, в освобожденной его потомком Болгарии — это все части того мысленного купола, простершегося над князем Александром. В 2009 году «Именем России» стал Александр Невский — все помнят, как его кандидатуру отстаивал Митрополит (ныне — Патриарх) Кирилл.
Русский водораздел прошел именно по «хребту» Евразийской миссии. Некая душевная широта, способность увидеть: то, что ранее было только источником страха и ненависти, считалось «карой господней», оказалось более сложным явлением: и наказанием, и испытанием. Былинный, сказочный, «архетипичный», как теперь выражаются, сюжет. Выдержать удар, и не озлобиться, не дойти до тупой национальной ненависти: татары, через 130 лет побежавшие на Русь, спасаясь от «Великой Замятии» — русскими принимались великодушно. Тут важно и необычайно интересно подметить, что это приятие шло на всех уровнях. К примеру, великий князь московский принимает мурзу Чета — и от этого нового русского витязя пошли будущие Сабуровы, Годуновы. Но в то же время, где-то в степи, за сотни верст от южной границы Московии —
