– Давайте поподробнее остановимся на «школе Покровского». Что следует понимать под этим словосочетанием?
– Во-первых, «школа Покровского», взятая в кавычки, – это выражение негативного отношения к ученикам Покровского, когда их обвиняли в «вульгаризаторском», «антимарксистском» подходе к истории страны. Второе значение, которое используется в современной исторической науке, – это название исторической школы, которая начиналась с Коммунистического университета им. Я.М. Свердлова и Института красной профессуры, в котором Покровский был ректором. Поступали туда молодые активные члены партии, имевшие стаж партийной работы и направление от партийной организации. Уровень образования не имел приоритетного значения, главной целью был поиск молодых проверенных людей, которые хотели бы самоотверженно заниматься историей своей страны. К слову, многие из выпускников ИКП – большие имена в советской исторической науке. Они с огромным энтузиазмом занимались историей России, но, к сожалению, марксистская парадигма, которая их увлекла, одновременно их и ограничила.
– Они как учёные-исследователи ощущали эти рамки?
– Конечно, ощущали. Более того, те из них, кто был действительно исследователем, проявляли некоторую двойственность, которая возникала при всех переломных моментах. Хрущёвскую «оттепель», например, они встретили не как что-то ломающее, а, напротив, с радостью – как возвращение к своему творческому старту в науке. Напомню, что в начале двадцатых годов ещё было относительно мирное сосуществование разных методологических построений в науке. Продолжала существовать «старая школа», а марксистское направление ещё только становилось, развивалось и было достаточно творческим – в школе Покровского допускались полемика, дискуссии и даже небольшая критика в адрес «мэтра». Со второй половины 1920-х гг. и особенно после так называемого «Академического дела», конечно, ситуация резко изменилась – взгляды Покровского уже приравнивались к официальным, его авторитет был непререкаем… Вероятно, есть закономерность в развитии любой идеи, когда на определённом этапе из творческой фазы она переходит в форму некоего монумента, коснеет, становится догмой.
– Понимал ли сам Покровский эту опасность?
– Думаю, что понимал. Недаром ведь он в последние годы жизни периодически возвращался к своим теориям, пересматривал их: «реабилитировал» сферу производства, пересмотрел свою формулу «торгового капитализма» и так далее. Покровский, как к нему ни относись, фигура – фигура огромная, значимая. Он – учёный, определивший развитие советской исторической науки до середины тридцатых годов, то есть до того момента, когда был осуществлён переход к другим идеологическим координатам.
