Непостижимое (Онтологическое введение в философию религии) | страница 52



Дело в том, что по крайней мере эта реальность идеального мира может представиться нам царством безусловно в себе определенного, покоящимся в себе, предстоящим нам в законченной, завершенной форме. В таком случае вся обнаруженная нами проблематика понятия действительности совершенно не затрагивала бы указанного царства "идеальной реальности" и мы имели бы в его лице некую замкнутую в себе систему предметного бытия, в которой все само в себе рационально определенно и потому рационально определимо, - некую твердую почву с ясными внешними очертаниями и отчетливо различимым внутренним строением, мыслимую вне всякого отношения к темному "океану" неопределенного и непостижимого. Примерно так представлялось дело Платону в средний период его творчества, когда он вырабатывал впервые учение об "идеях" в той его форме, которая позднее приобрела характер "классического" платонизма (теперь нам известно, что в позднейших своих произведениях Платон сам осознал сложную проблематику этой темы, которую он сначала упустил из виду)lii.

Здесь мы снова должны сослаться на результаты исследования, представленного нами в книге "Предмет знания". В двух отношениях это царство "идей", или чистых "сущностей", представляется нам на первый взгляд самодовлеющим, замкнутым в себе, внутренне безусловно определенным и потому данным нашему мышлению как "предметное бытие". Во-первых, всякая отдельная "идея", или "сущность", будучи тем в реальности, что соответствует содержанию понятий, кажется чем-то замкнутым в себе, отделимым от всего иного - чем-то, что свободно от всякого "переливания одного в другое", которое мы усмотрели в конкретной реальности, а также от потока временного изменения, и что поэтому как бы предметно предстоит нам как некая пластическая, завершенная форма. И во-вторых, царство идей, взятое и как целое, по-видимому, подобно вечно-неподвижной картине, которая по самому своему существу - именно в качестве вневременного бытия - совершенно свободна от обусловленной временем реальности с ее запутывающей нас текучестью. Это "идеальное бытие" логически (и потому онтологически) "предшествует" в качестве "образца" конкретной действительности, почему Платон и изображает дело так, что мир был сотворен или устроен демиургом, "взирающим" при этом на "идеи"liii. Существует ли царство идей "само по себе", как у Платона, или "в божественном духе", как у Плотинаliv, - это для нас предварительно несущественно; во всяком смысле оно в том смысле есть "само по себе", т.е. предметно, что есть независимо от конкретного, подчиненного времени мира, в котором оно "отображается" или "воплощается".