Быть может, нам возразят, что суверенность или автономность бытия "я" имеет, кроме того отрицательного смысла, который мы в нем усмотрели, еще и чисто положительный смысл: она означает непосредственность "моей" укорененности в безусловном бытии, в реальности как таковой. Само по себе это указание вполне справедливо. Но "трансцендентальный" анализ его смысла опять-таки приводит - другим путем - не к опровержению нашего тезиса, а, напротив, к его подтверждению. В самом деле, то безусловное бытие, в котором мы познаем себя непосредственно укорененным, есть здесь бытие как бытие-для-себя, как самооткрывающаяся себе самой реальность. Но реальность в этом своем аспекте предполагает инстанцию "субъекта" - того, кто "имеет", "сознает" ее, кому она открывается. Кто же этот "субъект"? Если мы скажем: "я сам", то мы впадаем в логическую ошибку idem per idem, в тавтологическое и вместе с тем ложное утверждение, что бытие моего "я" укоренено во "мне самом". Очевидно, мы вправе только сказать: бытие моего "я" есть его укорененность в "царстве" "бытия-для-себя" как таковом. Но это "царство" непредставимо и немыслимо для нас иначе, как в форме взаимосвязанной полицентрической системы, - в форме царства "духов", или конкретных носителей "непосредственного самобытия". Таким образом, оказывается, что бытие "я" есть его укорененность в бытии "мы" (что нам позднее уяснится еще точнее). Но "мы" есть - "я" и "ты". Таким образом, и на этом пути мы приходим к тому же выводу. С какой бы стороны мы ни обдумывали вопрос - само существо "я" во всей "суверенности" и "непосредственности" его бытия обнаруживается как его специфическое отношение к "ты". Конкретно, то, что правомерно в этом сознании суверенности и независимости бытия "я", сводится к сознанию некой свободы, спонтанности и в этом смысле "изначальности" "я" и принципиального "равенства" в этом отношении всех "я"; при всей непосредственности этого сознания в его состав входит, как конституирующий момент, отношение к другим" - отношение к "ты". (Ниже, при рассмотрении отношения между "я" и "Богом", мы убедимся, что то же самое диалектическое отношение, в силу которого сама "изначальность" и "автономность" "я" есть не его внутренний, имманентный признак, а именно выражение его связи с "иным", обнаруживается еще иначе.)
Это общее принципиальное разъяснение может быть дополнено и косвенно подтверждено рядом частных соображений реального порядка. Если рассматривать вопрос психогенетически, то мы должны будем сказать: в новорожденном или грудном младенце сознание - в позднейшей рефлексии выражаемое словами "я есмь" (или просто словом "я"), - имение себя как особой инстанции, как внутреннего центра жизни, динамически направленного во вне, - рождается впервые из общего, смутного, недифференцированного жизнечувствия, лишь когда ребенок испытывает на себе любящий или угрожающий взор матери и отвечает на этот динамический, извне на него направленный луч жизни соответствующей живой динамикой в направлении извнутри во-вне. В этом первом нашем жизненном опыте момент "ты" (или "ты еси") столь же первичен, как само "я"; он просто неотмыслим от "я". А если от этого хронологически первейшего и по существу зачаточного состояния нашего жизнечувствия мы сразу перенесемся на высоты самого утонченного и изощренного аналитического мышления, то косвенно о том же соотношении будет свидетельствовать и история философской мысли. Не удивительно ли, что при наличии и большой распространенности и влиятельности гносеологического идеализма - учения о примате субъекта над объектом, о мире как "нашем представлении", - ни один сколько-нибудь значительный и серьезный мыслитель не осмеливался утверждать солипсизм - учение, отрицающее реальность "чужого сознания", реальность "ты" и "мы", хотя, с чисто логической точки зрения последовательный субъективный идеализм, собственно, должен был бы быть солипсизмом. Беркли, для которого понятие "быть" равнозначно понятию "быть воспринимаемым" ("esse-percipi") и которому мысль, что, напр., хлеб, которым мы питаемся, есть нечто большее и иное, чем простой "комплекс идей", кажется только метафизическим туманом, заволакивающим простое и самоочевидное соотношение, - этот же Беркли без колебаний, как что-то самоочевидное признает существование множества "духов" или "душ". Кант, названный "всеразрушающим" ("der Alleszermalmende") точнее было бы назвать его "всепроверяющим", - точно так же, сведя всю предметную реальность к некой картине, создаваемой субъектом на основании присущих ему "форм сознания", даже и не ставит вопроса об основаниях нашей веры в реальное бытие "чужих сознаний", а просто молчаливо разделяет эту веру и бессознательно кладет ее в основу своей теории знания (ибо "общеобязательность" как критерий истины означает обязательность для всех, т.е. предполагает наличие многих сознаний). Очевидно, гораздо легче представить себе "субъекта" - меня - без "объекта", без реального бытия всего мира, чем "меня" без соотносительного мне "ты".
