2. Соотносительность "я" и "ты"
Это явление встречи с "ты" именно и есть место, в котором впервые в подлинном смысле возникает само "я". Здесь именно то потенциальное бытие, которое мы называли "непосредственным самобытием" и доселе рассматривали в его незавершенном, конкретно еще не до конца осуществленном виде, актуализируется, впервые имея себя как "я". Непосредственное самобытие, испытывая себя окруженным некой более широкой, внешней ему и все же ему родственной, втекающей в него "атмосферой", в которой оно вместе с тем узнает свое собственное существо, впервые прилагает момент "моего" - который через контраст с "чужим" приобретает особую яркость - к своему собственному бытию (а не только к вещам и явлениям, с которыми оно как-либо практически связано). Но именно в силу этого возникает "я" - лучше сказать: возникаю я в качестве "я" - одновременно с "ты", как точка реальности, соотносительная "ты", как член одновременно с этим конституирующегося единства "мы".
В лице отношения "я-ты" мы имеем, следовательно, дело вообще не с внешней встречей между двумя реальностями, которые существовали бы - "сами по себе" до этой встречи, - реальностями готовых "я" и "ты". И все указанные выше трудности постижения возможности такой встречи и такого отношения вытекали лишь из ложной постановки вопроса. Дело в том, что никакого готового сущего-в-себе "я" вообще не существует до встречи с "ты". В откровении "ты" и в соотносительном ему трансцендировании непосредственного самобытия - хотя бы в случайной и беглой встрече двух пар глаз - как бы впервые совместно рождается и "я", и "ты"; они рождаются, так сказать, из взаимного, совместного кровообращения, которое с самого начала как бы обтекает и пронизывает это совместное царство двух взаимосвязанных, приуроченных друг к другу непосредственных бытия. "Я" возникает для меня впервые лишь озаренное и согретое лучами "ты"; форма бытия "есмь", о которой мы говорили выше, становится подлинным, полноценным "я есмь", лишь поскольку она имеет себя в нераздельно-неслиянном единстве с соотносительной ей формой бытия "ты-еси".
Этот вывод кажется на первый взгляд величайшим парадоксом, каким-то вызывающе-грубым искажением подлинного существа реальности, о которой здесь идет речь. В самом деле, не есть ли то, что мы называем нашим "я", нечто в высочайшей мере интимное, "внутреннее", независимое в своем существе и бытии ни от чего иного, внешнего ему, - нечто по самому существу своему автономно и суверенно сущее?
