Фейс со смехом перебила его:
— Моя мать одно время состояла в организации «Дочерей американской революции». Как вы думаете, может, попросить у них справку?
Стоун тоже рассмеялся.
— Нет, это уж, знаете, будет чересчур солидно! Я вот что хочу сказать: вам нужно взять адвоката из почтенной консервативной фирмы. Тактика в вашем случае должна быть очень проста: вы больше американка, чем вся комиссия вместе взятая. И, преследуя вас, они занимаются антиамериканской деятельностью, хотя я терпеть не могу этот термин, которым бросаются почем зря, тем более, что да сих пор ему не нашли юридического определения. А вдруг ваше дело поможет найти точное определение, отправную точку при разборе спорных случаев.
— Значит, я уже просто «дело»? — улыбнулась Фейс. — И войду в историю, как «американка против антиамериканцев»? — Как ни старалась она казаться веселой, ее снова охватила внутренняя дрожь. Попасть на страницы истории, как «дело номер такой-то»! Фейс стало страшно, перед ней пронеслись мрачные видения: огромный зал, судьи в черных мантиях, публика, жаждущая острых ощущений, растерянные присяжные… О нет! Только не суд. Это для героев или мучеников, но не для нее!
— Слушайте, — серьезно сказала она. — Я хочу выпутаться из этой истории как можно скорее и проще. Денег у меня немного, но я готова отдать все до последнего цента. Неужели вы не понимаете — я хочу, чтобы меня оставили в покое!
Аб окинул ее грустным взглядом.
— Да, конечно. Мы все этого хотим, но комиссия не намерена оставлять нас в покое. Выбора нет — либо вы будете бороться, либо вас уничтожат.
— Я не хочу, чтобы меня уничтожили.
— Но вам понадобится помощь — и помощь серьезная. Есть тут один адвокат, он иногда выручает нас в трудных случаях. Фирма, где он работает, самая старая и консервативная во всем городе. Он в этой фирме — младший компаньон, молодой парень, очень неглупый, с немалым влиянием и политическим нюхом. Беда в том, что в последнее время он начал сдавать — пораженческие настроения, понимаете. Он считает, что наша страна сейчас похожа на Германию тридцать третьего года: раскол в профсоюзах, репрессии, страх перед войной, страх перед большевизмом, охота за ведьмами, преследование прогрессивных элементов… Он не понимает, что, чем хуже положение, тем скорее пробуждается сознательность в людях, и что у нас иные традиции, чем в Германии.
— Ох нет, не посылайте меня к нему! — взмолилась Фейс. — Мне нужна крепкая опора. Честно вам скажу — я боюсь!
