— Вы мне вполне подойдете.
А когда она выходила из кабинета, он крикнул ей вслед: «Салюд!» Фейс обернулась и поглядела на него, восторженно улыбаясь.
— Салюд! — ответила она.
И с тех пор между ними установилось полное взаимопонимание. Мистер Каннингем как-то сказал, что девушка, поступившая к нему секретаршей, проявила мужской ум и поэтому стала его правой рукой и советчиком. Фейс запротестовала, сочтя это мужским шовинизмом, но мистер Каннингем засмеялся и показал ей первую оценку ее работы. Оценка была отличная. И с тех пор она не получала других.
Машинально перелистав бумаги в папке с надписью «Срочно», Фейс захлопнула ее и, отложив в сторону, взглянула на часы. Скоро шесть, а мистера Каннингема все нет! Что его так задержало? Вот досада, — ведь служебный день кончается и мистер Каннингем уже не успеет что-нибудь предпринять насчет этой розовой бумажки. Все-таки она поговорит с ним еще сегодня, чтобы завтра с утра он сразу же занялся этим делом. Впереди еще целый день. И то хорошо.
Ей не сиделось на месте; она раздумывала, как быть, если он не придет через час или два. Тогда надо будет звонить Тэчеру и опять объясняться с ним. Пожалуй, придется прямо заявить мистеру Каннингему, что она больше не может оставаться для сверхурочной работы.
На улице зафыркал мотор, и Фейс подскочила на стуле. Хорошо, что она отучила Тэчера заезжать за ней: она боялась, как бы он под горячую руку не оскорбил мистера Каннингема. «Да что это я так нервничаю», — сказала себе Фейс. Как глупо! Все это ерунда. Либо там напутали, либо это какая-нибудь дурацкая формальность. Теперь они всех пропускают через сито. Им под каждой кроватью мерещатся красные.
Фейс встала из-за стола и подошла к широкому, во всю стену, окну. С тревогой она заметила, что надвигается гроза. Монумент казался огромной золотой иглой в лучах предвечернего солнца, пробивавшихся сквозь тучи, как свет прожекторов. Однажды она видела, как в Монумент ударила молния.
Теплый сырой ветер ворвался в окно, захлопали деревянные жалюзи. Вокруг разлился странный зеленоватый свет, — так бывает, когда смотришь сквозь бутылочное стекло. Фейс глядела на лужайку перед Белым домом, гадая, успеют ли бегущие люди укрыться под старыми вязами Эллипса, прежде чем хлынет ливень. С Пенсильвания-авеню доносились частые трамвайные звонки: наверное, вагоновожатых бесили толпы пассажиров, осаждавшие вагоны, и поток пешеходов и машин. Фейс вдруг охватило ощущение сиротливости и странная тоска. Домой… все спешат домой, кроме нее. Как хорошо было бы сейчас прижать к себе Джини…
