Ко всему прочему, Свиридов-младший начал всячески попустительствовать на ниве поругания общественного порядка. Он приставал к прохожим, порывался разбить парочку витрин, уверял какую-то напуганную седенькую старушку в том, что он знавал Клару Цеткин, Шарля де Голля и лично мумию Мао Цзэдуна, а потом встал на четвереньки, сделал странное скачущее движение и заорал:
— Конница Буденного, ежкин крендель… урррра!!
На этом его и задержали стражи порядка.
Бесспорно, будь здесь Фокин, он воспротивился бы такому обороту событий и даже вступил бы в предполагающий рукоприкладство конфликт с пэпээсной братией, но Афанасий потерялся за два квартала до этого.
Олег же Осокин и вовсе провалился в какой-то подвал, где и почил сном праведника.
* * *
…Проснулся Олег от пронизывающего холода и боли в ушибленном локте. Его наручные часы показывали семь минут двенадцатого.
Впрочем, если бы Олег был чуть трезвее, он бы понял, что часы просто остановились.
От удара ли, от падения…
Выбравшись из подвала, он медленно побрел по почти пустому проспекту, рассеянно глядя себе под ноги. Он так погрузился в себя, что не заметил, как траектория его передвижения пересеклась с координатами фонарного столба.
Он поднял голову только в самый последний момент и подумал, что надо бы свернуть влево или вправо, но, пока мозг выбирал направление, ноги уже сделали роковой шаг, и Олег пребольно стукнулся лбом о шершавую прохладную металлическую поверхность.
— Баля-кха-муха!
Это привело его в чувство. Он потер пострадавший от столкновения лоб и, ускорив шаг, внимательно огляделся по сторонам, словно человек, только что вынырнувший на поверхность речной глади.
Самочувствие его было далеко от оптимального. Попросту говоря, его банально тошнило от нервно выпитого у Ильи Свиридова и потом в кафешке разнокалиберного спиртного.
Через несколько шагов ощущение тошноты стало нестерпимым.
Он свернул в первую попавшуюся подворотню, оперся левым плечом на деревянный столб, поддерживающий какой-то навес, перегнулся вперед, и его вырвало.
Рвота оказалась кратковременной. Олег распрямился, в тот же момент почувствовал на своем плече чью-то руку.
Он обернулся и увидел — в размытой белесой дымке, словно размытая старинная картина, — смутно знакомое лицо и строгие глаза за затененными стеклами очков.
— Где же это ты так напился, Осокин?
Голос звучал словно со стороны. Из глубокого гулкого ущелья. Или из пустой сорокаведерной бочки. Олег тут же поспешил поклясться про себя, что со следующего дня ни грамма спиртного.
