Она остановилась на пороге, чтобы обнаружить Джека чисто выбритым, с полотенцем обмотанным вокруг худощавых бедер. В нормальных обстоятельствах она сочла бы его сексуальным. Она даже могла бы испытать на нем некоторые соблазнительные движения, но эти движения долгое время не приносили ей никаких результатов. Не то чтобы она начала понимать настоящую причину недостатка его желания, она видела его новыми глазами. И теперь он вовсе не казался ей сексуальным.
— Итак, — сказала она. — Кто начнет? — И когда он ничего не ответил, спросила: — Как долго это продолжается? Сколько раз в неделю? — У нее было еще дюжина вопросов, но Сара осознавала, что главный вопрос — это она сама. Почему она не видела и не знала?
Он опустил голову. Стыдно, подумала она. Это многое обещает. Но если она была честна сама с собой, ей следовало признать, что она не хочет, чтобы он унижался и умолял ее о прощении. Она хотела… она сама была не уверена в том, что она хочет.
Но когда Сара подняла глаза, она не увидела в его глазах униженности, нет, только враждебность. Ну хорошо, значит, ему не стыдно.
— Просто секс, — сказал он и двинулся в ванную.
Он появился оттуда мгновение спустя, одетый в белый махровый халат, который они держали для гостей. Его руки высовывались из слишком коротких рукавов, моги оставались голыми.
Вероятно, не существовало дресс-кода для распада брака. Халат вполне подойдет. В конце концов, это не даст им убежать из дома в приступе ярости. Или, может быть, нет. В этот момент ей хотелось быть где угодно, только не здесь.
— Мы оба были несчастливы, — резко сказал он ей. — Ты не можешь этого отрицать.
О, ей хотелось. Ей хотелось поклясться, что ее жизнь была превосходной. Это сделало бы его ответственным за мгновенный коллапс. Вместо этого она осознала, что сражалась с постоянным разочарованием, постепенно опускаясь все ниже, и разочарование все нарастало, и ей было достаточно легко игнорировать это, пока несчастье с конским хвостом не отразилось в зеркале.
— Я не стану этого отрицать, — сказала она, — пока ты не станешь отрицать, что ты выбрал один из худших способов выразить свое несчастье.
Он не отрицал. Он действовал так, словно она вообще ничего не говорила.
— Я не просил о том, чтобы заболеть. Ты не просила себе мужа с такой болезнью. Но это случилось, Сара, и это испортило все.
— Нет, это ты испортил все.
Он сузил глаза, холодный и такой привлекательный.
— Когда я был болен, когда все обстояло наихудшим образом, это изменило нас. Мы больше не муж и жена. Мы просто вроде… родителя и ребенка. Я не мог этого вынести. Когда я с тобой, чувствую себя парнем, больным раком.
