Две войны прошла я вместе с Вейларнией. Первая была совсем короткой, и потому о ней у меня сохранилось мало воспоминаний. Несколько размытых лиц, пара имён — вот и всё. Одно из её главных сражений происходило под моей малой родиной, местечком Тэйрес. К нам в дом даже принесли раненого офицера, которому требовался особый уход после ранения.
Мне тогда он показался глубоким стариком, хотя на самом деле был молодым мужчиной. Мы с братом часто тайком пробирались к нему в комнату и донимали расспросами о войне. Он отшучивался и просил нас самих его развлечь. Брат показывал приёмы, подсмотренные у тренирующихся солдат, я декламировала главы "Золотой легенды". В детстве меня почему-то сильнее самых причудливых сказок завораживали истории о святых. В сущности, для ребёнка в них было мало интересного — летописцы стремились передать все подробности не только жизни, но и смерти избранных богами людей. Любимцы Земши, например, часто погибали в сражениях с Заблудщими — людьми, не желавшими отвергнуть ложных богов и принять Пятерых.
Уже тогда мои мысли пленял Лионель. В экземпляре "Легенды" из родительской библиотеки была гравюра — закованный в старинный латный доспех юноша смотрит прямо перед собой, тяжело опираясь на длинный меч. Мне нравилось разглядывать его печальное мужественное лицо. Став старше, я стала представлять себе, что когда-нибудь встречусь с ним.
Вскоре после того, как офицер поправился и съехал от нас, я и брат узнали, что он не был совсем уж нам чужим. В жилах бравого воина текла благородная кровь Лерьэнов, но в отличие от папы, его, как говорят в высшем свете, "зачали в правильной постели". Отец раскрыл наше родство одной-единственной незатейливой фразой: "Дети, надеюсь, вы не сильно донимали дядюшку Вильнара?"
Мирные дни притупили мой интерес к духовной литературе. Мама пыталась учить меня рукоделию и изящным искусствам, папа — наукам, а брат обеспечивал головную боль и родителям, и мне. И только в Особый День мы вспоминали имена погибших друзей.
Вторая война оставила после себя куда больше воспоминаний, чем предшественница. В первые годы обучения в Храмовой Школе я даже просила Жиюнну даровать мне забвение — так тяжёла была ноша некоторых из них. Но мои молитвы — не знаю, к счастью или горю — остались без ответа.
В самые тяжкий месяц той, последней, войны я начала смотреть на истории в "Золотой легенде" другими глазами. Странные сказки превратились в истории о реальных мужчинах и женщинах, обрётших высшую цель.
