Лубянка — Экибастуз. Лагерные записки | страница 7



Но следует сразу предупредить, дабы не создалось ошибочного мнения, что лагерь — приволье для инженеров, место диспутов и споров. Огромное число людей с высшим техническим образованием погибло. Лишь совпадение внутренних качеств и везения могли помочь выдержать: надо было быть двужильным и тянуть воз на ничтожном пайке.

События тридцатилетней давности врезались в сознание и стоят перед глазами, как будто произошли вчера. Но фактор времени благоприятно повлиял на два обстоятельства:

— ничто больше не мешает объективному восприятию, исчезли личные переживания и накал обид. События отстоялись, и я давно спокойно взираю на прошедшее;

— выводы и решения, приводимые в ходе повествования, прошли суровую проверку.

Я назвал эту книгу «Записки Сологдина», так как прообразы героев романа Солженицына «В круге первом» взяты из жизни, правдиво и ярко отражают тогдашнюю эпоху. Таков и мой литературный двойник Сологдин, от имени которого я решил обратиться к современному читателю и поведать ему о том времени.

С Александром Солженицыным мы находились в дружеских отношениях с 1947 по 1952 годы. По выходе из заключения виделись редко и расходились во взглядах.

Глава 1

Немного из прошлого

После катастрофы: как добили Святую Русь

В этой главе я останавливаюсь на главных вехах своего развития лишь схематически, так как подробно собираюсь осветить этот период во второй книге этих «Записок». Но мне представляется необходимым коротко объяснить читателю, в какой обстановке возможен был мой арест. Как получилось, что двадцатидевятилетний инженер, не вор, не убийца, не аморалист, попал в тюрьму и вернулся в Москву только через шестнадцать лет, да и то потому, что благодаря смерти Сталина отменили его пожизненную ссылку и его самого частично реабилитировали — к счастью, не посмертно — как большинство других зэков.

Мне уже за шестьдесят, здоровье мое надломлено, но я не теряю надежды, если будет на то воля Господня, рассказать подробно об этих годах во второй книге моих записок. А пока мне хочется пройти с читателем по тюрьмам, этапам, лагерям, познакомить его с заключенными, которые встретятся на нашем пути, вместе думать и спорить.

После 1917 года с первой, как ее называют, белой, эмиграцией выехала большая часть активной, протестующей и интеллектуальной России.

Порабощенная коммунистической диктатурой страна оказалась лишенной людей, способных возглавить освободительную борьбу. Большая часть бывших царских офицеров погибла в гражданскую войну, уехала за границу или была уничтожена чекистами во время расправ. Те из них, кто уцелел благодаря службе в Красной армии, были деморализованы, не обладали нужными волевыми качествами и производили впечатление людей, покорно ожидавших своей очереди. Из других слоев населения «образованные», как их называли в просторечии, были тоже самыми смирными, безропотными и умели только шипеть и хихикать. Именно среди них я провел детство, отрочество, юность. Вначале я жадно слушал разговоры, позже понял, что это поколение банкротов, не имевших идей, идеалов, решимости бороться.