Господа штабные знают свое дело и понимают, что происходит. Если впереди победа, их головы будут увенчаны лавровыми венками, чины и звания повышены, карманы наполнены. И это будет справедливо, потому что они — признанные всем миром лучшие специалисты по ведению войн.
Если же они потерпят тотальное поражение и выяснится, что они авантюристы или жалкие шулеры, что на их счету миллионы убитых и мир в развалинах?..
Встанет хоть один из них и признает свою вину? Выражая свое сожаление, они на какое-то время уползут в свои норы, дождутся вновь хорошей погоды — и вот они снова, свежевыбритые и отутюженные, в блеске орденов. Все забыто, могилы убитых быльем поросли, и все готовы к новым делам.
Их время — война. Они ее переживут; они выглядят на радость прекрасно, проигранные битвы они превратят в новых легендах в блестящие победы и позаботятся о том, чтобы вовремя были посеяны семена, которые дадут новый кровавый урожай.
Чтобы атмосфера казалась подлинно военной, в партере и ложах усадили группку раненых в сопровождении медсестер. А чтобы соблюсти местный колорит и дать гордо почувствовать, что эту «Аиду» исполняют не где-нибудь в немецком оперном театре, а вдали от родины, в Харькове, под самой крышей с правой стороны галереи оставили специальные места для русского населения.
Это в основном служащие различных вспомогательных учреждений вермахта, а также вновь восстановленного украинского городского управления. Они пошли к нам на службу: кто по крайней нужде, кто по доброй воле и с тщеславными надеждами.
Взгляд на занавес, звуки настраиваемых инструментов и журчание оживленных бесед в рядах зрителей — все это вызывает даже у обер-лейтенанта приподнятое, праздничное настроение.
Только у русских там, наверху, в глазах и морщинах запечатлелись тревога, душевная безнадежность — ведь мир все еще так ужасен. Зато русские женщины, словно веселые птички, смеются и весело взвизгивают, оглядываются по сторонам и бесконечно что-то рассказывают друг другу.
Когда раздается первый звонок, обер-лейтенант еще раз бросает быстрый взгляд на русских женщин, и взгляд его задерживается на девушке, которая, выпрямившись, опирается о барьер галереи.
Настроенный услышать и насладиться «Аидой», он, блуждая натренированным взглядом по залу, пока лишь устанавливает, что эта русская девушка с ее весьма выраженными формами и привлекательными округлостями принадлежит к числу наиболее приятных картин этого вечера. Но она словно сигнал тревоги, словно неожиданный, непредвиденный свист бомбы.
