После проверки у ворот к Гвайнарду подошел неприметный серенький человечек и втихомолку передал поклон от его милости Атрога Гайарнского. Его милость просили поблагодарить за услуги и передать, что рекомендации Ночной Стражи исполнены в точности: герцог с семьей покинули город ночью, перебравшись в укрепленный замок Эрдат, что в грасскаальских предгорьях. Еще его милость указали забрать клетки с птичками — почтовыми ястребками, которые доставят любое донесение по назначению.
Когда ажурные ивовые клетки взгромоздили на спину тяжеловоза, и десятник отметился в подорожных невнятным росчерком, можно было отправляться.
Четыре всадника (трое на обычных лошадях, один на сартаке), медовой масти боссонский тяжеловоз и два заводных коня покинули ощетинившийся перед неизвестной опасностью Райдор без сожаления. Впереди ждала интересная и опасная работа, а что еще требуется в жизни настоящему охотнику на монстров?
Отряд обошел город с Полудня на Полуночный восход, оставив за спиной скалу с чернеющей коробкой опустевшего герцогского замка и направился по тракту на Четырехдолье, к владениям барона Олема Дортона, ленного вассала его светлости Великого герцога Райдорского. По сведениям, барон был молод, хорош собой, являлся отчаянным охотником и гулякой, а заодно владел едва ли не самыми лучшими угодьями этого отдаленного края. Четыре прекрасные долины, расположенные между Когтями Дракона приносили Олему исправный доход. Сюда же добавим два бывших серебряных рудника кезанкийских гномов, которые барон без всякого зазрения начал вновь разрабатывать, да неплохое наследство матушки — весьма богатой графини из самой Пайрогии.
Как поговаривали, барон Дортон был гостеприимен и разухабист, как и всякий дворянин, живущий в невообразимой глуши Полуночной Бритунии. Если подходить научно, Четырехдолье являлось самой отдаленной точкой всего Заката, если таковым считать квадрат, образованный цепью Граскааля, Эйглофиата и Киммерийских гор с Полуночи, побережьем Пущи Пиктов с Заката, берегами Великого Океана с Полудня и самым протяженным на материке Кезанкийским хребтом с Восхода. Словом, медвежий угол, каких поискать.
На протяжении первых лиг пути ничего интересного или загадочного не происходило. Лошади шли размашистой рысью, тяжеловоз по имени Малыш пыхтел, будто кипящий котел, но это вовсе не означало усталости — как сказала Асгерд, такой большой зверь и дышать должен много. Сартак Конана вовсю передразнивал певчих птиц — это животное, кроме хищного нрава и неотличимого от лошади внешнего облика, обладало великолепным талантом имитатора. Не столь давно сартак умудрился выучить даже несколько особо крепких киммерийских словечек, услышанных от Конана, чем вводил непосвященных в немалое смущение — надо же, говорящая лошадь! Хотя сартак получил от хозяина непритязательное имя «Гнедой», варвар всерьез подумывал переименовать его в «Попугая», благо у старого приятеля Конана по морским приключениям в Зингаре, боцмана карака «Вестрел» Зелтрана, как раз имелся яркий дарфарский попугай, за долгие годы запомнивший немало сугубо пиратских выражений, которые в приличном обществе не употребляются.
