— Да? Поэтому? — выдохнула она. — А я думала, оттого, что я была слишком… э-э… пылкой.
Йорк казался несколько удивленным тем, что она могла такое подумать, и щеки Сабины потихоньку начали заливаться краской.
— Любовь моя, — прошептал Йорк. — Ты восхитительна. И знаешь ты или нет, но в том, как ты мне отвечала, было столько невинности… столько стыдливости — хотя тебе и казалось, что ты слишком откровенна, — что я не мог не испытать желания оберегать тебя. Я даже не смог тебя снова поцеловать.
— Правда? — с широко открытыми глазами спросила она.
— Поверь мне, любовь моя, — ласково улыбнулся он. — Тогда я вдруг почувствовал себя даже более уязвимым, чем чувствовала себя ты. Я понимал, что мне необходимо привести свои мысли в порядок прежде, чем снова заключить тебя в объятия. А потом меня пронзила мысль, что сначала надо все честно тебе раскрыть и сказать о письме Рода. И у меня на душе стало мрачнее ночи.
— О, Йорк! — выдохнула Сабина. — Но почему ты не открылся мне сразу?
— Я слишком боялся и не мог трезво мыслить. Мы оба были не в том состоянии, чтобы говорить. У меня в душе царил кромешный ад… за окном погода была не лучше…
— И ты не мог отпустить меня, — улыбнулась она, только теперь понимая, что его возражения против ее немедленного возвращения домой были продиктованы заботой и любовью.
— Не мог, — согласился он, — и ушел, не смея даже пальцем прикоснуться к тебе, но вовсе не так хорошо владея собой, как пытался себе внушить… Честно признаюсь — всю ночь меня мучил вопрос: любишь ли ты меня и возможно ли это вообще? Был еще вопрос, разрывавший мне сердце: неужели ты отвечала мне, просто поддавшись страсти? Я сходил с ума, вспоминая твоих Оливера… Криса… Я встал очень рано, но понятия не имел, что ты ушла, пока в восемь часов, не в силах больше сидеть и ждать, не постучал в твою комнату.
— Прости, — тихо прошептала она.
— Прости, — проворчал он. — Я был потрясен тем, что ты ушла, ничего не сказав. И еще не успел прийти в себя, как обнаружил, что ты оставила кольцо.
— Я рада, что ты решил приехать, — улыбнулась Сабина, кокетливо поглядывая на него.
— Даже несмотря на то, что ты, бессердечная женщина, усугубила мою пытку, заявив: «Не смей больше ко мне приближаться»?
Сабина снова прошептала:
— Прости меня. — И почувствовала, что ее сердце опять начинает биться чаще, когда Йорк ничего ей не ответил, а только посмотрел ей в глаза и долго не отводил взгляда.
Она занервничала — никогда еще Йорк не был так серьезен.
