Гилберты этого мира пересекают океаны только на пассажирских лайнерах, снабженные визами и различными рекомендательными письмами; они проходят таможенный контроль и никогда не забывают заглянуть в посольство, чтобы отметиться в книге. И уж, конечно, они не обрадуются, узнав, что один из членов их семьи глухой ночью, под ружейным огнем, высадился на уединенном берегу Лонг-Айленда с тонущего катера, доверху нагруженного спиртным, и при этом сшиб с ног солдата береговой охраны.
Когда Огастин впервые очутился на рее марселя, страх чуть не парализовал его и из мускулов ушла вся сила — вытекла, как вода из ванны. Но в ночь неудачной высадки на берег, когда они попали прямиком в засаду, страх послужил как бы катализатором — он удесятерил силы Огастина, зарядил мускулы энергией. Сжатая в кулак рука сама выбросилась вперед, и, прежде чем тот незадачливый каратель из береговой охраны успел вскинуть карабин, ловкий удар настиг его в темноте и он отлетел на двадцать футов, а караемый упал на землю.
Тут вспыхнули прожекторы, поднялся крик, стрельба; ноги Огастина сами задвигались, словно заведенные, и понесли его прочь от семи теней гнавшихся за ним охранников — за какие-нибудь две-три секунды он очутился в мертвом пространстве и упал плашмя там, где не могли настичь его лучи прожекторов. А погоня, в темноте, промчалась над ним…
Только тогда мозг его вышел из оцепенения и он принялся соображать, что же произошло. Времени у него для раздумий было предостаточно — до зари было еще далеко, вот только намокшие брюки холодили тело.
До конца ночи Огастин пролежал в кустах ежевики, мечтая о том, чтобы вновь очутиться на «Элис Мей». Наконец настало утро, и он выполз из своего укрытия. Катер посредников, на котором он ехал, затонул, шкипер уже сидел в наручниках, так что Огастину пришлось самому изыскивать способ вернуться на корабль. Однако ночная перестрелка и сумятица так напугали местных жителей, что никто не соглашался отвезти его туда. «Тут какой-то тип говорит, будто он из контрабандистов, а сам на контрабандиста ну никак не похож… Нет, что-то здесь не так…» Ну и, естественно, люди относились к нему с недоверием. Береговой патруль, ясное дело, знает куда больше, чем надо, и среди жителей прошел слушок, что, может, это охранники подослали к ним кого-то из своих… Так что Огастину ничего не оставалось, как побыстрее скрыться.
О том, чтобы пристроиться в Амагансетте, нечего было и думать, и даже в тихом Восточном Хэмптоне (где накануне ночью по улицам с грохотом пронеслись грузовики, спугивая птиц со спящих вязов) было слишком «жарко» для Огастина. Скорее по чистой случайности, чем из каких-либо соображений, он перебрался в Сэг-Харбор и оттуда написал то единственное письмо Мэри (не удивительно, что в нем ничего не было сказано!), дожидаясь, пока обитый плюшем допотопный «Шиннекок» соблаговолит переправить его через Саунд в Нью-Лондон.
