Мегги, конечно, и понятия не имела, каким было это жилье близ Годселл-стрит. Дверь в дом находилась под комнатой, где работал часовщик, и здесь было так темно, что входящий инстинктивно пригибал голову. Рядом с дверью помещалась лавка мясника, и в дальнем конце мощенного булыжником двора стоял ветхий сарай, где он забивал скот (в плане города это место именовалось «Семнадцатый двор», но людям оно было известно как «Бойня»).
Дома здесь все были двухэтажные — одна комната наверху, одна внизу, водопроводная колонка находилась во дворе, а уборная — в самом дальнем его конце. Стояли эти домишки уже не один век, дерево прогнило и было подъедено мышами. Со двора вы попадали прямо в комнату на первом этаже, а в комнату Нелли вела лесенка за кроватью Толстухи — собственно, в этой комнате с трудом помещалась одна лишь кровать.
В Ковентри сочельник ознаменовался звуком скребущих лопат. Ночью пошел снег, заглушивший все городские звуки до рассвета, когда заскребли лопаты по камню тротуара.
Заря обнаружила серебряную красоту скученных домишек, обычно таких мрачных и черных, и Нелли широко раскрытыми глазами смотрела на это превращение, ибо даже жалкий двор, куда выходило ее окно, сверкал и блестел. Словно по мановению волшебной палочки Мерлина (накануне она весь день перечитывала «Идиллии короля» Теннисона), порыжевший старый сарай, где забивали скотину, превратился в белоснежный шатер, воздвигнутый для рыцарских состязаний, а за этим немного печально поникшим шатром вздымались, словно стены волшебного замка, задворки соседних домов — на каждом подоконнике лежала подушка белоснежного пуха, которую продырявливали воробьи в поисках оставшихся со вчерашнего дня крошек хлеба. Ледяные зазубрины кружевами окружали старинный водосток, а груда жердей и детская коляска без колес, стоявшая у входа в шатер, превратились в осыпанное драгоценными каменьями оружие…
«Белая парча, божественная, дивная!» Даже мощеный двор превратился в девственно белый ковер, но вот некий старый колдун в древней рваной шинели прошаркал по нему, стал лицом к стене и осквернил снег большим желтым пятном.
Нелли вышла спозаранок, чтобы купить на пенни молока больному мальчику (хотя потом он почти все выбросил из себя), но даже и в такую рань снег уже не лежал сплошной пеленой, разбитый грузовиками и повозками, которым приходилось делать петлю, чтобы объехать упавшую лошадь уличного торговца. Коняга лежала распластавшись, на голове у нее сидел разгневанный полицейский, а хозяин даже и не пытался поднять ее — ему куда важнее было подобрать рассыпавшуюся капусту, чем он и занимался, кляня все и вся. Три шара на вывеске ростовщика, чье заведение находилось на углу, превратились в три ягоды калины.
