Тут Казарра снова поднялся и, издав невнятный звук, двинулся прочь из зала. Рукав с белоснежным кружевным манжетом он прижимал ко рту.
— Я же говорил, что вчера на банкете было слишком много таширского коньяка, — укоризненно произнес Герминард в пространство.
Гвендолен выпрямилась, сложив руки на груди. Она отчетливо ощущала на себе взгляд Баллантайна и наконец осмелилась посмотреть через стол. Таби за его креслом больше не плакала, но ее глаза оставались расширенными до предела. Вице-губернатор чуть укоризненно покачал головой, но в его взгляде светилось что-то очень похожее на уважение. Неожиданно он снова улыбнулся, и Гвендолен была уверена, что эта улыбка, от которой посветлело в мрачном зале Конклава за задернутыми толстыми шторами, предназначалась только ей одной.
Город Тарр кажется особенно красивым, когда смотришь на него сверху, сидя на крыше и поджав под себя ноги. Тогда не замечаешь ничего, кроме острых шпилей и кружевных башенок, плотно прижатой друг к другу черепицы и темно-изумрудного плюща, кое-где выползающего на крыши. Изломанная лента кровель обрывалась у самого моря, каждый день меняющего цвет у берега. Когда больше ничего не видно — только красные крыши и светло-серые волны — легко представить, что ты в городе своей мечты. Где скоро взойдет почти полная, чуть надкусанная с одного боку луна и где так сладко взлететь, чувствуя запах белых вьюнков, раскрывающихся только по ночам.
Сверху не заметно грязных улиц, не слышно пьяных криков и не натыкаешься взглядом на чинно проезжающих по улицам воинов Службы Провидения и осторожно пробирающихся осведомителей из того же ведомства. Из-за Конклава их в городе гораздо больше, чем нужно.
На крыше так просто поднять глаза к темнеющему небу и думать об узком лице, широко расставленных серо-голубых глазах и волосах такого редкого пепельного оттенка. Вернее, ничего не вспоминать, кроме улыбки, которую хотелось бы присвоить навсегда. Которая, пусть на одно — два мгновения, но принадлежала тебе. Которая никогда больше не обратится в твою сторону. Которую тебе надо навеки вычеркнуть из памяти, снов и подсознания.
— Его светлость вице-губернатор Эбер ре Баллантайн, — пробормотала Гвендолен одними губами. Пока еще эти слова не до конца выговаривались вслух. — В чужеземных странах, откуда вы приехали. неплохо учат улыбаться. Только вот для чего?
Она развернула крылья для опоры и подвинулась к самом краю крыши. Ее наблюдательный пост позволял видеть расположенное наискось через площадь здание Ратуши, в верхних окнах которого кое-где через задернутые шторы пробивался свет. Она хорошо запомнила, где находится окно, на которое смотрела не отрываясь, уже несколько часов. Ее терпение было вознаграждено — оно наконец засветилось чуть прыгающим красноватым светом, означающим, что владелец кабинета зажег камин.
