Эстер фыркнула, не удержавшись. Невольно напрашивалось язвительно высказывание о лондонцах, которые настолько страдают отсутствием каких-либо значительных новостей, что у них это вызывания навязчивые видения. Не говоря уже о том, что если мужчины при виде прекрасных полураздетых женщин начинают засыпать, то к ним можно отнестись исключительно с глубокой жалостью. Но демонстрировать остроумие пришлось про себя, как обычно — не обращаться же к Фвлькенбергу, который, обиженно сопя, глотал залпом третий бокал холодного шампанского. Оставалось только откинуть голову на спинку кресла и прикрыть глаза, делая вид, что дремлешь, но Эстер была уверена, что не заснет до самого прилета. В кончиках пальцев рождалось легкое покалывание, как всегда, когда она ощущала смутное волнение — и не только по поводу того, что каждый поворот лопасти в турбинах самолета приближает ее к Вэлу. Ее беспокоило что-то еще — вряд ли письмо Гирда Фейзеля, поскольку на сильных мира сего она традиционно обращала немного внимания, и уж тем более не длинноволосые прозрачные арфистки, гуляющие босиком по улицам Лондона. Но поскольку Эстер Ливингстон никогда не отличалась развитым чувством предвидения, к своим ощущениям она отнеслась прохладно, если не сказать, с полным равнодушием.
Но как показали все дальнейшие события — совершенно напрасно.
— Надеюсь, вы понимаете, госпожа Ливингстон, что мы должны будем добавить еще один код в ваш хэнди-передатчик?
— Который прикажет моему сердцу остановиться, если я попробую выдать кому-то дорогу к резиденции Бессмертного Фейзеля?
— Совершенно верно, — сидящий слева от Эстер молодой человек спокойно кивнул.
— А я, между прочим, пыталась пошутить, — пробормотала Эстер, наблюдая в зеркало заднего вида возникшую на собственном лице гримасу.
Она сидела на сиденье черного лимузина, размерами напоминающем кровать для молодоженов. С двух сторон от нее располагались неуловимо одинаковые люди с гладко причесанными волосами и цепким взглядом. одетые в костюмы из такой ткани, что с нее, казалось, сами собой соскальзывали пылинки. Эстер со своей растрепанной головкой медного цвета, в ярко-синем обтягивающем джемпере, вытянувшая вперед ноги в умопомрачительных ботинках с огромными расширяющимися книзу каблуками, смотрелась на фоне подобной обстановки и сопровождения как элемент совершенно чужеродный. Ее хотелось или полностью удалить из картины, или по крайней мере как следует отретушировать.
