— Привяжи, а то опять потеряюсь.
Юрка засмеялся, а папа взял Олю на руки и, поглаживая ладонью по голове, сказал грустно и ласково:
— Заскучал, сверчок? Потерпи, скоро наш поезд придёт, и по-е-дем, по-е-дем!..
— А мама?
— И мама, конечно. Вон она... Встречай!..
Толкнув Юрку в бок, папа заговорщически приложил палец к губам, помалкивай, мол, раз влипли. Юрка понимающе кивнул. Но Оля, Оля... Вот уж, действительно, ябеда... Не успела к маме подбежать, выпалила на весь вокзал:
— А они плохо смотрели. Я уже потерялась!
Пассажиры, сидевшие на ближних скамьях, заулыбались. Папа, взглянув на Юрку, вздохнул: попались, мол, ничего не попишешь. Мама допытывалась у Оли:
— Значит, удрала тихонько?
— Удрала тихонько.
— Как же это случилось, мужчины?
— Понимаешь,— виновато улыбнулся папа,— в камере хранения нашёл.
— Ох, мужчины, мужчины,— укоризненно покачала головой мама,— ничего-то вам нельзя доверить.
— Ничего вам нельзя доверить,— тут же повторила Оля.
Поезд отправлялся вечером. Теперь их места были в общем вагоне — шумном и весёлом,— рабочие из города возвращались домой.
Юрка стоял у окна, глядел на деревни, на леса, синеющие вдали,— где-то там садилось солнце,— и ему уже хотелось поскорее приехать на новое место.
— Значит, опять — комариное царство?— грустно сказала мама.— Боже, как мне всё это надоело...
— Ты жена офицера, Машенька, пора бы привыкнуть...
Мама вздохнула:
— Нас-то хоть встретят? Или всю ночь на разъезде будем торчать?
— Обещали машину. Послушай, Маша, помнится, наш попутчик по самолёту, ну тот самый — Михаил Павлович, из Москвы, кажется, на юг собирался лететь?
— Ну и что? Теперь уж, наверное, улетел.
— Да нет же! Когда искал Олю, столкнулся с ним. Он сделал вид, что мы незнакомы.
— Возможно, ты обознался.
— Ну уж нет! Память на лица у меня хорошая.
Юрка насторожился. Выходит, дядя Миша тоже приехал в Белореченск? Зачем? Может, надумался всё-таки сказать папе, что его сын разболтал военную тайну? Тогда почему сделал вид, что не знает папу? Этих взрослых никогда до конца не поймёшь...
— Странно, странно,— продолжал недоумевать папа.— Ладно, мать, подремли маленько. Ехать нам ещё целый час.
Юрке этот час показался долгим-предолгим, и поэтому, когда папа велел собираться, он обрадовался, собрался раньше всех и даже безо всяких напоминаний взял пузатую авоську, которая ему за долгую дорогу порядочно-таки надоела.
За окном уже была ночь. Только вплотную прислонившись лицом к стеклу, можно было заметить отдельные деревья, подступающие к самой дороге,— дальше чернел непроглядный лес. Неожиданно во тьме мелькнул огонёк, потом ещё несколько. Поезд остановился.
