Юрка долго не мог сомкнуть глаз. Вертел головой на тощей, как блин, подушке, глядел, отдёрнув занавеску, в окно. За окном была ночь, а в ней огни, огни, будто кто-то специально расставил на полях зажжённые свечи. .Жёстко постукивали на рельсах колёса, вагон покачивало. Оля спала, разметавшись на постели, мама и папа тоже спали. Юрка закрыл глаза и вскоре увидел дядю Мишу — человека со шрамом. Сдвинув брови, он грозил Юрке пальцем: «Зачем ты разболтал военную тайну?» Потом провёл рукой по лицу и снова погрозил: «Медведя-то береги! Береги, бе-ре-ги, за-а-нятная штука!..»
Проснулся от того, что ступням стало щекотно. Он не мог понять, почему щекотно, пока не услыхал голоса папы:
— Юра, вставай!
— Юла, вставай!— тотчас прозвенел Олин голосок откуда-то снизу, тут же вмешалась в разговор мама:
— Наивные люди. Отнеси его, отец, под кран, сполосни холодненькой, сразу проснётся.
— Не надо под кран,— сказал Юрка,— я уже...
Выпутался из простыни, протёр глаза. Папа стоял у двери — чисто выбритый, с влажно поблёскивающими волосами,— чистил капроновым ёршиком электрическую бритву. Мама пришивала завязку к Олиной шапочке. Оля,— умытая, причёсанная, наряженная в новое розовое платьице,— сидела на нижней полке, болтала ногами и хвасталась, задрав голову, захлебываясь:
— Ага, Юла, а меня будут в окошко показывать, вот!
— Ну и ничего особенного, подумаешь...— сказал Юрка.
— Ну и ничего особенного, подумаешь...— слово в слово повторила сестрёнка.
Юрка поглядел на неё с серьёзным видом взрослого человека, покрутил пальцем у своего лба и покачал головой:
— Попугайчик ты, Оля.
Девочка тоже покрутила пальцем у своего лба, покивала головой и опять слово в слово повторила сказанное Юркой:
— Попугайчик ты, Оля.
Юрке ничего не оставалось, как засмеяться и показать Оле язык. Он и сделал это. Оля немедленно заревела, а папа сказал строго:
— Ну, это ты зря, Юрий. Стыдно! Ты — взрослый человек, ума у тебя побольше, надо понимать.
— Надо понимать,— добавила Оля.
Теперь и папа с мамой улыбнулись. Юрка, не сдержавшись, захохотал. Папа легонько шлёпнул его ладонью по спине:
— Марш умываться!
Когда Юрка вернулся, мама, успев нарядиться в новое платье, причёсывалась перед зеркалом в двери. Папа глядел в окно. На его мундире, туго затянутом ремнём и портупеей, вместо колодочек сияли орден и все пять медалей. Орденом папу наградили недавно, за то, что его дивизион оказался лучшим в округе.
— Маша, подъезжаем!— с радостной тревогой сказал папа.
