Так как я намеревался издать первую серию моих писаний в следующем году, я решил поэтому, параллельно с работой над книгами второй серии, устраивать частые публичные чтения книг первой серии.
Я решил это делать для того, чтобы перед окончательной отсылкой их в печать пересмотреть их еще раз, но на этот раз в связи с впечатлениями, которые различные фрагменты производили на людей различных типов и уровней умственного развития.
И имея в виду эту цель, я начал с тех пор приглашать в мою городскую квартиру разных людей, моих знакомых с соответствующей индивидуальностью, послушать главу, предназначенную для исправления, которая читалась вслух кем-то в их присутствии.
В то время моим основным местопребыванием - как для всей моей семьи, так и для меня самого - было Фонтенбло, но из-за моих частых поездок в Париж я был вынужден иметь квартиру и там.
Во время этих публичных чтений в присутствии слушателей многих различных типов, одновременно наблюдая аудиторию и слушая свое писание, теперь готовое к публикации, я в первый раз очень определенно установил для себя и ясно, без всякого сомнения, понял следующее:
Форма изложения моих мыслей в этих писаниях могла бы быть понята исключительно теми читателями, кто, тем или иным путем, были уже знакомы с особенной формой моего мышления.
Но любой другой читатель, ради которого, говоря прямо, я изводил себя все это время почти непрерывно день и ночь, не понял бы почти ничего.
В процессе этого публичного чтения, кстати, мне стало ясно в первый раз, какой, в частности, должна быть форма, в которой нужно писать, чтобы это было приемлемо для понимания любого читателя.
Итак, когда я все это для себя выяснил, только тогда встал передо мной, во всем своем блеске и величии, вопрос моего здоровья.
Поверх всего прочего, тогда протекали в моем сознании следующие мысли:
Если все это, что было написано за три или четыре года почти непрерывного труда днем и ночью, нужно было бы переписать с самого начала в другой форме, более приемлемой для понимания каждого читателя, то потребовался бы, по крайней мере, такой же отрезок времени... Но время необходимо для написания второй и третьей серии; и время также будет необходимо для введения в практическую жизнь сути моих писаний... Но где взять столько времени?
Если бы мое время зависело исключительно от меня самого, я бы мог, конечно, переписать все это заново.
Более того, с самого начала этого нового писания я бы приобрел уверенность в счастливом конце, потому что теперь, зная как писать, я вполне мог надеяться, что по крайней мере после моей смерти основные цели моей жизни наверняка будут осуществлены.
