Смещение боев в район Купоросного позволило дивизии и приданной ей 65-й морской стрелковой бригаде улучшить позиции и пополниться. В дивизию влился сводный курсантский полк. На его основе возродили 128-й стрелковый полк дивизии. Поступало в большом количестве новое вооружение. Прибывали новые командиры батальонов и рот. На должности командиров взводов выдвигались хорошо показавшие себя в бою младшие командиры и даже рядовые красноармейцы... Но в те же дни сменилось руководство дивизии. Анатолия Ивановича Колобутина отозвали в Москву. Говорили, ему предстоит принять командование другой, недавно сформированной дивизией. В штаб армии был отозван и стал там работать начальник штаба дивизии Д. С. Цалай. А Колобутина сменил подполковник А. И. Лосев, прежде командовавший бригадой морской пехоты. Начальником штаба у Лосева стал майор Г. К. Володкин.
Перед отъездом полковник Колобутин собрал находившихся на КП товарищей, поблагодарил за службу, пожелал успешных боев. Уехал, а точнее говоря, ушел Колобутин из дивизии уже к вечеру: разъезжать по степи на машине, пока не стемнеет, не приходилось из-за висевших в воздухе истребителей и бомбардировщиков врага.
* * *
Недолго оставалась на КП дивизии и я. День, когда получила новое назначение, помню очень ясно. Утром, ранним и холодным, разбудил голос штабного почтальона:
- Товарищ военврач, письмо!
Приподняв край плащ-палатки, заменявший в землянке дверь, почтальон подал измятый конверт. Это была первая весточка из дому, полученная после летних боев. Я обрадовалась, но увидела, что номер полевой почты и фамилия выведены каллиграфическим почерком отца, и забеспокоилась: прежде все подписывала мама. Поспешно разорвала конверт, вытащила сложенный вчетверо тетрадочный лист, натолкнулась взглядом на слова "...схоронил вчера".
Почему я сразу поняла, что отец сообщает о смерти мамы? Ведь она никогда прежде не жаловалась на недомогание и если беспокоилась о чьем-то здоровье, так это о моем! Отец писал, что у мамы случился внезапный приступ аппендицита, вызванный врач ошибся в диагнозе, а, когда наконец спохватились и положили больную на операционный стол, было уже поздно.
Уткнувшись лицом в санитарную сумку, служившую подушкой, я рыдала от сознания чудовищной нелепости случившегося, от невозможности что-либо изменить.
...Мама моя! Она росла без отца, кроме нее, у бабушки было еще одиннадцать детей, все с малолетства занимались тяжелым, изнуряющим трудом. Не принесло маме избавления от нищеты и замужество: хатенка в витебской деревушке Киреево кособочила, ветер трепал соломенную крышу, заваливал хилый плетень...
