К берегу он плыл, работая ногами и одной рукой, — на второй безвольным кулем висела обморочная девица. Это хорошо, что в себя она так и не пришла, а то могла бы и потопить сдуру. Пока хорошо.
Но выволоченная на берег сучка признаков жизни по-прежнему не подавала. Похоже, наглоталась все-таки. Скверно. Ксант вздохнул и перевалил безвольное тело лицом вниз, животом поперек своего выставленного колена. Резко надавил между острыми лопатками. Потом еще раз.
После третьего толчка девица булькнула и выдала струю воды. Закашлялась, отплевываясь и слабо трепыхаясь. Ксант бесцеремонно скинул ее на прибрежную гальку. Теперь уже не помрет.
— Извините, — пискнула девица. С трудом взгромоздилась в коленно-локтевую позу. Дернула облепленным черными шортами острым задиком и выдала еще струю воды. Закашлялась. Повторила совсем тихо: — Извините…
Ксант поморщился, словно разжевал целую горсть еще не тронутой морозом болотной рдянки.
Вон оно.
То самое, из-за чего с ними со всеми совершенно невозможно иметь дело. Нет, не ее состояние — коты, бывает, тоже блюют. И между прочим, далеко не всегда делают это относительно чистой озерной водой. Давеча, помнится, Тим ягодной браги перебрал… Ох, как же его потом чистило! Просто любо-дорого посмотреть!
Но он хотя бы не извинялся.
А эти… Готовы извиняться с утра до вечера, заранее чувствуя себя виноватыми во всем подряд. И перед всеми подряд.
Так и хочется пнуть. Прямо по виновато выгнутой спине и пнуть — раз виновата, так получай!
Нет, конечно, котов тоже иногда пнуть хочется. И еще как хочется! За наглость, за вечное хамство, за мелкое подличанье, за учиненную лично тебе гадость. Тима того же, например, очень даже хорошо тогда попинали. Прямо по наглой рыжей морде. За то, что он любимую лежанку Степана загадил, кажется. Степан как раз и пинал — другим-то зачем связываться? Не их же лежанка.
А вот любую собаку пнуть хочется всегда. И всем. За эту их вечную готовность извиняться. За неизбывно жалобный взгляд. За постоянное желание услужить. За то, что они — собаки. И этим все сказано…
— Извини, — сказала меж тем девица в третий раз. И села, подняв на Ксанта жалобный взгляд. — Я тебя не заметила. Не думала, что тут кто-то… А ты кто?
— Я? Ксант, — ответил Ксант веско. Не распинаться же перед этой дурой?
— Ксант?.. Это из какой своры? Извини, я что-то… — Она нахмурилась, потом просветлела. — Ой! Извини! Я поняла — ты из сторожевого поселка, да? Потому-то ты тут и оказался в такую рань… Я тебе помешала? Извини, я не хотела…
