Он встал, обошел, хромая, стол и подчеркнуто торжественно пожал Александру руку.
Александр не знал, что сказать. Он топтался на месте, радостно улыбаясь, что-то бормоча...
В этот момент вошел Елисеич. Он сразу понял, что происходит. Посмотрев, на Александра своими близорукими глазами и пожав ему, руку, он печально изрек:
— Ну вот и смена приходит, Семен Петрович, таким, как я, пора на пенсию. Да, старик, читал я твой материал, радовался за тебя, а за себя расстраивался: сильнее вы нас, старых-то, сильней. У нас опыт, да уж устали. А у тебя все: и молодость, старик, и сила, и талант, наверное. — Он помолчал. — Да, не побоюсь сказать. Талант!
— Ну-ну, — Лузгин улыбнулся, — что это вы, Елисеич, расплакались. Выше, выше голову! У него — талант, у вас — опыт, у всех — любовь к делу. На этих трех китах и стоит наша журналистика. А на пенсию-то рано.
— Ну, рано, положим, не рано, Семен Петрович, — философски заметил Елисеич, — я ее уж шесть лет, как имею право получать. Только как главный редактор знайте: заявление об уходе — единственный редакционный материал, который я никогда не подпишу, даже псевдонимом.
Говорили еще долго.
Домой Александр возвращался пешком, медленно. Вот и стало все хорошо. Люся его любит, Лузгин сказал ему такое... Он ведь никогда комплименты не делает. Осталось третье: первенство Москвы. Он должен его выиграть!
...Первенство проходило в спортивном зале «Крыльев Советов», в том самом, под которым размещался другой зал, где тренировалась Люся.
«В таких условиях, — говорила она Александру, — ты не можешь проиграть. Чуть что — стучи ногой в пол, и я буду бросать обруч в потолок: авось твой противник испугается».
Все здесь было Александру знакомо и привычно: и мальчишки, в тщетной надежде проникнуть в зал толпившиеся у входа и внимательно разглядывавшие проходивших спортсменов («Вот тот мастер!», «Вот этот, который, помнишь, тогда как кинет...»); и судьи в темных пиджаках и белых брюках, с подчеркнуто строгим видом, спешившие куда-то; и стук падающих на мат тел, возгласы зрителей, аплодисменты, гулко разносящиеся под сводом, объявления судьи-информатора...
Первенство продолжалось три дня. На все это время Лузгин освободил Александра от посещения редакции. Он сказал:
— Даю вам, Луговой (он опять говорил ему «вы»), такое задание. Напишите о первенстве. Не отчет, конечно — как участник вы его не увидите, — а именно «Записки участника». Ну, переживания ваши, наблюдения, мысли. Так что считайте, что вы не освобождены, а, наоборот, в служебной командировке.
