— Ну? Какая она была? — спросил он. — Что ж не привел ее с собой, чтобы мы все могли потрахаться?
— Слушай, кончай ты, — ответил я.
Через несколько секунд раздались свистки; лейтенант Лёве крикнул, чтобы мы строились, так как выступаем в путь снова. Майор Хинка пришел осмотреть нас, и когда Лёве отдавал ему честь, я впервые заметил, что голова у него перевязана.
— Пятая рота готова начать движение. Мы потеряли одного офицера, трех младших командиров, шестьдесят солдат. Один младший командир и четырнадцать солдат госпитализированы… Ах, да! Еще был потерян, а потом снова найден один пулемет.
Хинка с равнодушным видом козырнул в ответ и взглянул на нас.
— Благодарю, лейтенант.
Он медленно пошел вдоль строя, осматривая поочередно каждого солдата. Ничто не вызывало у него ни гнева, ни восхищения, пока он не подошел ко мне.
— Лейтенант Лёве, почему этот солдат в таком отвратительном виде? Заправь рубашку в брюки, застегни мундир! Покажи пулемет.
К счастью, МГ был, по крайней мере, чистым и нареканий не вызывал. Майор хмыкнул и вернул его мне.
— Лейтенант, обрати внимания на этого солдата. Я не потерплю неряшливости!
Лёве покорно кивнул и сделал знак гауптфельдфебелю Гофману. Тот немедленно достал блокнот и записал мою фамилию заглавными буквами на чистой странице.
Рота двинулась в путь по шоссе, сапоги слаженно стучали по асфальту. Кто-то запел, остальные быстро подхватили:
Weit ist der Weg zuruck ins Heimatland
So weit, so weit!
Die Wolken ziehen dahin daher
Sie ziehen wohl uber Meer
Der Mensch lebt nur einmal
Und dann nicht mehr…
— Пой! — приказал Малыш, шедший слева от меня.
— Устал, — ответил я с раздражением. — Пошел вон, оставь меня в покое!
Я был слишком измотанным, чтобы идти, чтобы петь. Слишком усталым для всего. Мне хотелось упасть на землю и расстаться с жизнью. Веки закрывались, меня шатало.
— Пой, черт возьми! — прошипел Малыш. — Открывай рот и пой, а то зубы пересчитаю!
Далека домой дорога,
Очень, очень далека!
И оттуда ветер гонит
К нам над морем облака.
Жизнь дается лишь однажды,
Из могилы уж не встать…
Сперва неуверенно, потом, когда дух окреп, громче, я стал петь вместе с остальными.
На севере и юге, на востоке и западе немецкие солдаты погибали геройской смертью; а дома, на родине, немецкие матери со слезами на глазах благодарили Бога и носили траур с высоко поднятыми головами и гордой улыбкой на губах… Во всяком случае, так писала «Фелькишер беобахтер».
История повторяется: кажется, немецкая молодежь была вечно обречена жертвовать жизнью за то или другое дело и никогда не умирала без какой-то патриотической выспренности на устах. Да здравствует кайзер, да здравствует отечество или просто хайль Гитлер. Солдаты гибли массово и быстро во всех краях земли под звуки труб и барабанов; и ни одна мать, жена, сестра или невеста не позорила себя слезами по своему павшему герою. Немецкие женщины гордились, что отдали таких сыновей своей стране в ее трудный час.
