— Убийцы! Все вы убийцы и больше никто!
На нее не обращали внимания. Генеральская машина со сварливым скрежетом тормозов остановилась; Мерсель, грозный, ужасный в гневе, высунул из окошка голову. На правом глазу неприятно поблескивала черная повязка.
— Этому идиоту нельзя доверять игрушечную машину, не то что танк! Посадите за рычаги кого-то другого, черт возьми! А что касается тебя, — он свирепо посмотрел на злополучного лейтенанта, нервозно поднимавшегося из люка, — с тобой разберемся попозже! Надо ж оказаться таким непроходимым глупцом… — Тут, к счастью, ему не хватило слов. Он повернулся к нам и жестом велел колонне двигаться дальше. — Вперед и без остановки! Мне плевать, если вы увидите самого Христа, идущего по дороге; мы ни из-за кого не останавливаемся — совершенно ни из-за кого! Ясно? Если кто окажется на дороге — сам виноват. Впредь будет осторожнее.
Тут — до того, как генеральская машина тронулась — появилось несколько машин с красными крестами, безуспешно пытавшихся обогнать нас. Несмотря на их требование дороги, мы стояли неподвижно и вынудили их съехать в кювет. «Тигры» ни из-за кого не останавливаются; «тигры» никому не уступают дороги.
Мимо нас пробежал лейтенант-пехотинец, за ним следовал офицер из полевой жандармерии, чей значок-полумесяц зловеще блестел в темноте[48]. Он выхватил револьвер и, казалось, моментально утерял способность к цивилизованным формам разговора. Я услышал, как он орет на ходу:
— Это вредительство! Кое-кто за него поплатится! Какой болван командует этим сборищем идиотов?
Он был очень уверен в себе. Люди, носившие форму полевой жандармерии, обычно не боялись ни человека, ни дьявола, ни даже самого фюрера. Обыкновенный генерал был для них легкой добычей. К счастью, обыкновенным генералом Мерсель не был. Он тоже не испытывал страха ни перед человеком, ни перед самим дьяволом, и думаю, к фюреру особого почтения тоже не питал.
— «Тигры»! — раскатился вдоль колонны его громовой голос. — Я отдал приказ: возобновить движение! Мы ни из-за кого не останавливаемся! А что до тебя, — он повернулся к тем двоим, оттолкнул жандарма и обратился к лейтенанту, — советую убрать с дороги свои жалкие инвалидные коляски, если не хочешь, чтобы их раздавили. К тому же, — добавил он, — возвращайся назад по кювету. Думаю, выяснишь, что так безопаснее.
«Тигры» покатили вперед. Немного проехав, мы нагнали еще одну колонну людей, почти столь же причудливую, как сумасшедшие из Кана. Прежде всего, на всех была форма немецкой армии, но состояла колонна из половины народов Европы. Там были русские, украинцы, боснийцы из мусульманской дивизии, эльзасцы, венгры, поляки, итальянцы. Мало того, у всей колонны в ее многонациональном сознании была явно всего одна мысль — бегство. Они беспорядочно бросились к нам со странной смесью страха и решимости. Мы подняли веселый шум, когда авангард этой бегущей толпы пронесся мимо нас.
