А у Чака рот не закрывался, но теперь его болтовня приняла несколько неожиданный оборот.
— Томас, слушай, я тут совсем того... ну тошно мне, понимаешь? Разве это не полный песец — тосковать по дому, даже не зная, о чём тоскуешь? Где он, этот дом? Куда тебе, собственно, хочется? Знаю только, что не хочу больше торчать здесь, хочу домой, к маме с папой. Плевать, как там и что там, где я был раньше. Хочу помнить...
Вот это да! Томас даже слегка удивился: никогда бы не подумал, что Чак способен высказаться столь глубоко и точно.
— Я тебя понимаю, — пробормотал он.
Чак был маловат ростом, и Томас не мог видеть его глаз, но судя по следующей реплике мальчика, можно было сделать вывод, что сейчас они полны невыносимой печали, может даже и слёз:
— Я, знаешь, плакал. Каждую ночь.
Мысли об Алби сразу же вылетели у Томаса из головы.
— Да ну?
— Ага, как младенец. Почти до того самого дня, как здесь появился ты. А потом привык, вот и всё. Это место — наш дом, хотя мы и мечтаем вырваться отсюда.
— Я тоже плакал после того, как прибыл сюда... правда, только один раз — после того, как меня чуть не съели живьём. Наверно, я просто бревно бесчувственное. — Томас ни за что бы не признался, если бы Чак не открылся первым.
— Ты плакал? — донеслось с воли. — Тогда, да?
— Ага. Когда последний из этих сволочей упал с Обрыва, я свалился и ревел, пока совсем не охрип. — Томасу весь этот эпизод помнился даже слишком хорошо. — Всё как будто сразу навалилось. Зато потом стало легче. Так что не стыдись того, что плачешь. Никогда.
— Точно, становится легче. Вот странное дело, а?
Несколько минут прошло в молчании. Томас обнаружил, что ему совсем не хочется, чтобы Чак ушёл.
— Эй, Томас! — позвал Чак.
— Всё ещё здесь.
— Как ты думаешь — у меня есть родители? Настоящие мама и папа?
Томас рассмеялся — в основном затем, чтобы прогнать внезапный наплыв грусти, вызванный в нём словами мальчика.
— Конечно, есть, шенк ты этакий! Тебе что, нужно объяснять про пчёлок и цветочки? — Сердце юноши болезненно сжалось: он помнил, что его просвещали на этот счёт, но кто?..
— Да я совсем не об этом. — В голосе мальчика теперь совсем не ощущалось оживления, он был тих и бесцветен, превратился в еле различимый шёпот. — Большинство из парней, которые подверглись Превращению, вспомнили что-то такое кошмарное, что даже говорить об этом не хотят. Вот я всё думаю: а может, там, дома, ничего хорошего-то и нет? Потому и спрашиваю: ты всерьёз думаешь, что где-то там, в большом мире, у меня есть мама и папа, и они ждут меня? Может, они тоже плачут по ночам?..
