О, как хочется показывать только настоящее, доброе! Это в заставляет, наверное, нас импровизировать, выдумывать, надеясь подарить нечаянную радость своим четвероногим артистам.
После премьеры «Бахчисарайской легенды» цирковой двор в Туле напоминал ипподром перед состязанием. Лошади, лошади, лошади одна за другой выходили во двор, ведомые на поводу босоногими седоками-наездниками. Волнение цокающих копыт передавалось любому существу. Проснулись мои морские львы, ухал, вздыхал перед бассейном невыспавшийся морж, и разговаривал в своей клетке грач.
Я вышла во двор. Мглисто, ещё не проклюнувшееся утро еле-еле выводило чёткость силуэтов лошадей с седоками.
— Борис Павлович! наугад прокричала я. Доброе утро!
— Скорее, ещё ночь! донеслось от самых ворот. Не сердитесь, что подняли ваших морских, ведь речка здесь рядом с цирком. Прошлые гастроли были для моих такой радостью, два раза в неделю купанье. Вот и спешим успеть до шести утра, пока не проснулся город.
Я слышу скрежет открывающихся тяжёлых железных ворот, и целая кавалькада цирковых лошадей, словно в театре теней, проплывает на сумеречном фоне искать свою частичку радости.
Я возвращаюсь к своим животным и думаю, думаю, чем же мне сегодня доставить им радость. Даже городская река для моих морских животных недоступна. Какая там вода? Быть может, опасная для их здоровья, да и лев или морж, конечно, не лошадь, имеющая уздечку. Нет, я лучше сделаю им морскую воду. Разведу морскую соль и из пожарного брандспойта устрою шторм, где будут волны и брызги, мириады мельчайших брызг, из-за которых не станет видно ни клетки, ни потолка, ни окна, сквозь которое уже забрезжило утро.
Я принимаюсь за работу. Глаза львов, миндалевидные, ясные, круглые, удивлённые глаза моржа неотступно следуют за любым моим движением.
— Лошади купаются на речке, мы же в море у нашей печки, приговариваю я, включая подогрев воды.
Мне грустно оттого, что я так мало сегодня могу сделать для своих питомцев, и я понемногу начинаю себя уговаривать, словно оправдываясь. Иногда ведь поиски радости оборачиваются бедой. Вот было же, теперь уж не помню, в каком цирке, в каком городе, повёл на купание конюшню Борис Павлович Манжели, и вдруг беда. Река, запруженная металлоломом, подстерегла красавца Павлина, разрезав точёную ногу до сухожилия. Белое лицо Манжели и яркая кровь на белой ноге седого рысака Павлина. Я бросила тогда свой отсек со львами и моржом и побежала за цирк в поисках травы. Где она, эта неприметная цветущая шапочка жёлтых невзрачных цветов тысячелистника. Народное средство! Так останавливали кровь на ранах. Скорее, скорее помочь твердила себе я тогда. И зажав в ладони не букет, а лекарство, я побежала к Павлину. На ногу лошади были наложены резиновые жгуты, а кровь всё шла и шла. Печальный глаз лошади с поникшими старческими ресницами словно застыл.
