«Кого же взять в учителя? думала я. Грач? Он боевой и слишком чёрный. Ворона любопытна». С особым вниманием я приглядывалась к птенцам. И вот учитель найден: воробей, но не один, а целая стайка. Брошу корочку хлеба или горсть зёрен, слетаются невелички. Схватит воробьиха зернышко и тотчас отдаёт его желторотому сыну, толстому и пискливому, что скачет неустанно за ней.
Вот я и посадила голубя подле зерна. Первое время воробьи боялись его. Прыгают вокруг да около, а клевать боятся. Дня через два привыкли к соседу и ну клевать! С ними голубёнок стал тоже поклёвывать. Так он научился кушать. Когда же он оперился и повзрослел, заметила я в его поведении странность: как услышит музыку, так начинает охорашиваться и кивать головкой. «Музыкальный голубь», называли его теперь все.
Подрастёт Гулька и обязательно станет работать с морским львом. Я уже заранее вижу, как на большой мяч, расписанный художником под глобус, полетит уверенно белый голубь, Гулька. Его вместе с земным шаром-мячом возьмёт на нос морской лев и понесёт бережно по арене цирка. Когда же весь зрительный зал зааплодирует и морской лев тоже вместе со всеми захлопает ластами, я обращусь к нему с вопросом:
— Скажи, пожалуйста, кому же это ты аплодируешь? Себе?
— Нет, мотнёт головой морской лев. Нет, и, нежно прикоснувшись к голубю, сделает вид, что целует Гульку.
Конечно! Он целует белого голубя Гульку, так уверенно сидящего на Земном шаре.
Когда-то очень давно, быть может, полтораста лет назад, были конные цирки. Только лошади. Лошади целая конюшня, умеющая, как стёклышки в калейдоскопе, перестраиваться в разные мозаичные картинки: то шахматная доска из чёрно-белых лошадей, то плавная линия золотистых скакунов. Лошадь и наездница, лошадь и колесница, лошадь и жокей и просто сама лошадь на вращающемся кругу, белая, словно из мрамора, живая скульптура. Конный цирк! Это было, наверное, очень красиво. Да и теперь в любой программе цирка можно встретить это удивительное, грациозное животное.
Я всегда испытываю чувство робости и быть может, вины перед этим животным, потому что в нашей семье Дуровых оно всегда почему-то было не главным, а скорее, подспорным для работы. Ведь все цирковые конюшни, где теперь стоят слоны, ревут тигры или плещутся морские львы, начались с лошади. И словно в подтверждение её прав, хозяйке положения в цирке лошади отведены на конюшне специальные станки-стойла.
Я люблю, проходя мимо, следить, как совершают туалет лошадям. Каждой по-своему: лошади, на которой работают жокеи, короткая стрижка гривы, лошади же, которая идёт в джигитовку, гриву расчёсывают и заплетают косички: на гриве мелкие, а на хвосте потолще, чтобы потом волнистый водопад конских волос стремительно проносился перед зрителем. Иногда я смотрю, как лошади для верховой езды плотно затягивают ноги повязкой, и они тотчас напоминают ноги балерины.
