Да-а-а… парнишка упал нехило! Раздавил почти все… одни вон осколки — желтовато-коричневые, новгородской работы, и синенькие, бирюзовые — «киевские». Все витые, в виде змейки… Синеньких Михаил раньше не видел, не использовал… Черт! Неужели это пьяное чучело раздавило все? Да не может быть! Хоть что-то, да должно целым остаться…
Миша скинул с плеча котомку, с которой не расставался даже во время боя — а что, ничего ведь почти не весит, пустая почти… Наклонился, зашарил руками, рискуя порезаться об осколки… Вот, похоже, один целый есть… вот еще… вот… Нет, этот поломанный.
— Эй, Олекса! Да ты откроешь наконец дверь!
— Откроем, откроем…
Черт! Ратников дернулся, обернулся… Ну, ведь мог бы предвидеть! Никакого Олексы не было. Были вооруженные до зубов шильники… И ухмыляющийся Кнут.
— Ну, что, отыскал-таки? — людокрад глухо засмеялся и махнул рукой. — На копья его, парни!
Их было с полдюжины. Сильных, готовых на все парней, привыкших к убийствам и крови. Слишком уж неравные силы… Слишком.
— А ну стоять! — громко выкрикнул Михаил, выхватывая из котомки… парабеллум.
Вороненый ствол тускло блеснул в полутьме.
Людокрад в удивлении округлил глаза и приказал:
— Стойте!
Михаил усмехнулся:
— Вижу, знаешь, что это такое. Не сомневайся, положу всех, а тебя — первого. Ляжешь с дыркой во лбу… с аккуратной такой дырочкой. А ну, к стене все! Копья и секиры — на пол.
Похоже, шильник вовсе не собирался помирать, скривился, но махнул своим — делайте, мол, как сказано.
— Где Олекса? — пряча в котомку уцелевшие браслетики, быстро спросил Ратников.
— Так у ворот… — ухмыльнулся Кнут. — Валяется, видать, устал.
— Так ты, сука, его…
— Не, не! Всего-то оглушили слегка… Слышишь, стонет? Ничего с твоим дружком не сделалось.
Патронов, естественно, у Миши не было — откуда? Но Кнут об этом не знал… а Ратников знал, и сейчас думал что делать? Как выпутаться?
— Пейте вино! Ну, быстро!
Разбойнички удивились, но подчинились с охотою… вот уже и заулыбались, загалдели… Лишь людокрад все кривился.
Михаил повел стволом:
— Ну?! Тебе что, особое приглашение надо? Или в рот заливать?
Кнут что-то угрожающе прошептал, но приложился к кувшину…
Миша быстро прошел к воротам, обернулся с добродушной улыбкой:
— Ты, Кнут Карасевич, в стекольях-то поищи. Кажись, там браслетиков пара целых имеется!
И вышел! И захлопнул тяжелую створку, заложил на изрядный замок, на засов — амбар-то закрывался, еще бы, не слишком-то герр Якоб Штраузе доверял своим кнехтам.
