— В общем, да. Кроме, разумеется, проштрафившихся. У этих изымается абсолютно всё, кроме стандартной робы и башмаков. Даже нижнее бельё. Проштрафившиеся не имеют права носить ничего, кроме робы. Персонал обязан постоянно их контролировать.
— Как же их контролируют? — удивился Штернберг.
— Увидите, — почти ласково сказал главный надзиратель. — Господин комендант всегда демонстрирует это своё изобретение перед каждой комиссией. Всем обычно очень нравится…
Офицеры вышли на широкую улицу с длинной чередой низких деревянных построек по обе стороны. Всё было таким плоским и таким серым, что огромное, без конца и края, свинцовое небо, казалось, давило на голову.
— Мы сейчас находимся в Старом лагере, — принялся рассказывать Зурен. — Треть бараков здесь предназначена для больных заключённых. Недостаток этих бараков в том, что они узкие. В Новом лагере, расположенном дальше, бараки гораздо более вместительны.
— Ваши подчинённые не докладывали о каких-нибудь странных предметах, обнаруженных в бараках или возле них? — обратился Штернберг к обоим чиновникам, идущим теперь рядом с ним. — Я имею в виду огарки, иглы, спицы, геометрические рисунки углём или мелом на полу или на дверях и тому подобное? Выпотрошенные кошки, крысы с отрубленными головами? Камни с отверстиями или непонятными символами?
— Нет, ничего такого, — ответил лагерфюрер. — Если бы нашли что-то подозрительное, я б давно уже об этом знал. А грызунов, кстати, у нас тут почти нет, штурмбанфюрер. Их, извините за такую подробность, заключённые всех съели. Ловят и прямо живьём жрут, представляете? Просто животные. Я сам видел…
Комендант свирепо покосился на лагерфюрера, и тот поспешил заткнуться.
— Да вы не слушайте его, это он, наверное, в бараке с русскими видел или с другими дикими народностями, Большинство женщин у нас тут цивилизованные, Француженки, чешки, полячки. Есть на что посмотреть. Вы, кажется, хотели взглянуть на гардероб наших подопечных. Вот, пожалуйста…
Мимо проходила колонна заключённых, возглавляемая женщиной с чёрной повязкой на рукаве, — «капо», прочёл на повязке Штернберг. Замыкал колонну солдат с автоматом («Мы теперь иначе их и не водим, Даже по территории», — пояснил лагерфюрер, указав на охранника). Комендант окликнул конвоира, а тот приказал колонне остановиться. По красным треугольникам на полосатых балахонах было ясно, что основная масса этих заключённых — политические. Штернбергу приходилось слышать о нехитрой системе лагерных обозначений. Робы были надеты поверх тёплой одежды, но не у всех. Несколько женщин в шеренге носили только робы и разбитые деревянные башмаки, и ничего больше, виднелись голые сизые ноги из-под полосатых подолов. Снег сыпал на непокрытые взлохмаченные головы.
