— Значит, вы и есть тот самый эсэсовский маг, — сказала женщина, подходя поближе на своих высоких каблуках. — Боже, как вы, оказывается, молоды.
Его угрюмое молчание и полнейшая безынициативность, громоздкая согбенная фигура и бессильно опущенные большие руки с угрожающе посверкивающими перстнями — он чувствовал — производят впечатление угнетающее и жутковатое, но в то же время его досадное уродство — при многих достоинствах — бьёт на жалость, и потому эта женщина не прочь приласкать его, хмурого девственника, очень, видать, стесняющегося своего недостатка.
Когда она подошла совсем близко, он в замешательстве опустил голову, настороженно прислушиваясь к её терпкому любопытству и к её размышлениям о том, с чего лучше начать и следует ли расценивать его пассивное ожидание как пьяное безразличие или всё-таки как юношескую робость. Он ощутил мягкие щекочущие прикосновения, скользящие по волосам. Это было непривычно и неожиданно приятно.
— Какая у вас роскошная грива, — искренне восхитилась женщина, запуская руки в его густейшую шевелюру, с наслаждением перебирая длинные тёплые пряди. — Будто шёлк. И удивительный цвет. Чистое золото.
— Тонкие холодные пальцы гладили, ерошили и теребили, и, когда они добрались до затылка, Штернберг вздрогнул от лёгкого озноба, пробежавшего по спине. Женщина улыбнулась, видя, как вспыхнуло алым его полуприкрытое светлыми волосами оттопыренное ухо. Похоже, будет и впрямь забавно, подумала она, и эта её мысль сразу вернула Штернберга в прежнее состояние унылого недоверия. Он отстранился. Женщина опустилась перед ним на колени, и теперь уже глупо было избегать её чуть насмешливого и чрезвычайно любопытного взгляда. Она была хрупкая, как подросток, её ладони, лежавшие на его угловатых обтянутых чёрной шерстяной тканью коленях, казались совсем маленькими.
— Значит, маг, — повторила она, поглаживая его вялые безучастные руки. — Ваш друг тоже называет себя магом, но в нём нет ничего необычного. Вот разве что он прямо сквозь конверты читает те письма, содержание которых ему знать не полагается. А что можете вы?
— Всё, — тихо сказал Штернберг.
— Что — совсем-совсем всё? — игриво переспросила женщина.
— Почти.
— Например?
Штернберг не ответил. Ему было скучно и тошно.
— А будущее вы можете читать?
— Немного.
— Как, по ладони?
— Да вот хотя бы по ладони. Это называется хиромантия. Только там всё очень приблизительно. И к тому же лишь один из вариантов.
— Каких вариантов?
