Саша замолчал и опустил голову. Собственно говоря, он не сообщил ничего нового. По крайней мере - для меня. Примерно так я и представлял себе появление перчатки и угрожающий смысл записки, мне всегда казалось, что их роль здесь совершенно случайна. Думаю, и Яков уже понял, что с этой версией ему придется расстаться - проверить Сашин рассказ будет нетрудно.
Яков встал, постучал по столу пальцами ("так, так, так"), прошелся по комнате и, остановившись напротив Саши, задал ему именно те вопросы, которые задал бы и я, если бы вел следствие. Или мы окончательно забрели в тупик и спрашивать было больше нечего, или мы медленно, ощупью выходили на единственно верный путь.
- Когда вы были в номере, не заметили ничего странного, необычного открытое окно, например, какие-то изменения в обстановке комнаты или еще что-нибудь в этом роде?
Саша поднял голову.
- Нет, ничего. Кроме того, что я сказал: дверь была не заперта, телевизор работал, но номер был пуст.
- Значит, нет, - задумчиво проговорил Яков, - значит, и до девяти часов в номере не было ни Самохина, ни его убийцы.
И тут он наконец проявил интерес к таинственной истории с Оболенским.
- Насколько вообще вероятно, что Оболенский исчез из своих комнат? Есть какая-нибудь реальная основа для возникновения такой легенды?
- Я интересовался этим. В одном из писем графиня прямо говорит, что она в ужасе и не понимает, что именно могло произойти с ним.
- Я слышал, здание музея и флигель каким-то образом связаны между собой?
- Сейчас нет. А когда-то их соединяла оранжерея. Афанасий Иванович давно включил в план работ ее расчистку, но у нас все руки не доходят.
Яков снова выглянул в окно и позвал Олю. Когда она пришла и скромненько села рядом с Сашей, мы провели с ними "воспитательную работу". Уверен, они до свадьбы не забудут этой головомойки.
Истошный вопль Староверцева мы услышали еще на улице.
- Ноги моей больше не будет в этом бандитском гнезде! - кричал Афанасий Иванович. - Я взорву его! Сожгу собственными руками! Я развею его грязный пепел по ветру!
- Принеси воды! - сказал мне Яков. - Не ори, дурак! - рявкнул он на Староверцева.
Тот вздрогнул.
- Извините, я забылся, - он жадно пил воду. - Извините, пожалуйста.
- Это вы меня извините, - улыбнулся Яков. - Другого способа для таких случаев я не знаю - у вас истерика.
- Что там, право, - слабо отмахнулся Староверцев, приходя в себя. - В вашей характеристике моих умственных способностей очень, очень много справедливого.
