Рядом с Паоло была Елена — все та же Елена, хотя оба они стряхнули биологические оковы. Условия данной среды детально отражали физическое состояние реальных макроскопических объектов в свободном падении и в вакууме, но не могли отобразить химический состав, не говоря уже о плоти и крови. Новые тела Паоло и Елены были на вид человекоподобные, но им не хватало сложной микроструктуры, а разум вообще не был связан с физическим телом, он подчинялся процессорной сети.
Паоло с облегчением принял нормальное состояние; церемониальный переход к древним формам представлялся ему почтенной традицией К-Ц (к тому же пребывание в человеческом облике приносило на какое-то время чувство удовлетворения), но каждый раз, когда он возвращался в обычное состояние, у него возникало ощущение, что он вырвался из древних оков, которым было три миллиарда лет. На Земле существовали полисы, граждане которых и его теперешнюю форму сочли бы столь же архаичной: сенсорное восприятие доминирует над сознанием, иллюзия пребывания в телесной оболочке, одна временная координата. Последний человек, живший во плоти, умер задолго до создания Паоло, и, если не считать более консервативное сообщество роботов Глейснер, полис Картер-Циммерман был настолько консервативным, насколько в принципе может быть трансчеловеческий социум. Паоло считал такой подход абсолютно верным — признание гибкости программного обеспечения, с одной стороны, и физического мира — с другой. Несмотря на то что глейснеровские роботы, упрямо сохраняющие телесный облик, первыми достигли звезд, диаспора К-Ц, несомненно, вскоре оставит их далеко позади.
Вокруг собирались их друзья, все они с легкостью проделывали акробатические трюки в невесомости. Они приветствовали Паоло, ругая его за то, что он так долго проспал, — ведь он пробудился самым последним.
— Тебе нравится наше новое скромное место собраний? — У плеча Паоло проплыл Герман, фантастическое нагромождение конечностей и органов чувств; речь его доносилась сквозь вакуум в модулированном инфракрасном излучении. — Мы зовем его «спутниковый Пинатубо». Здесь пустовато, знаю, но мы боялись, что если спустимся на поверхность Орфея, то тем самым можем нарушить основные принципы осторожности.
Паоло мысленно воспроизвел снимок зонда-разведчика: типичная пустыня, вокруг, насколько хватает глаз, потрескавшиеся красные скалы.
— Боюсь, там еще более пусто.
Хотелось дотронуться до твердой земли, чтобы прибавить к зрительным впечатлениям тактильные, но он сумел противостоять этому желанию. С точки зрения этикета исчезать посреди разговора и перемещаться в пространстве считалось дурным тоном.
