Валицкий пожал плечами.
— Любой ответ может быть гипотезой, любое мнение может быть подвергнуто сомнению. Андерс настаивал на самых южных районах, чтобы быть поближе и границам с Китаем или Афганистаном. У меня есть приятель в 6-й дивизии под Самаркандом… Послушай, что он пишет… — Полковник порылся в ящике стола и вытащил письмо. — «Под видом экскурсий мы собирали данные о горных тропах и дорогах недалеко от афганской границы, а также рассматривали возможность переброски эшелонов по железной дороге на Ашхабад, в сторону персидской границы. Изучали дислокацию находившихся поблизости советских гарнизонов, складов, в том числе с оружием». Ты понимаешь, их охватил психоз бегства, готовы на все, лишь бы «удрать из этой чертовой страны, убежать подальше, хоть пешком, хоть на носилках».
— Это страшно.
Валицкий пожал плечами.
— Но надо знать причины всего этого, — грустно улыбнулся он, — они могут быть разные… Некоторые таятся и в психике. Андерс думает, что это он решил вывести армию, а в действительности…
— Что?
— Сикорский считает, — продолжал Валицкий, — что он выступил против этого, но недостаточно решительно. А какие были интриги между посольством и штабом, в самом штабе.
— И Советы подозревали это?
— Да, подозревали. А мы относились к их подозрительности по-барски. Если бы армия отправилась на фронт, если бы вместо личных амбиций, тщеславия, претензий, обид было стремление воевать… Впрочем, — добавил он, разливая коньяк, — я не знаю всех фактов, но знаю одно: совершена ошибка, сведены на нет огромные усилия. Ты когда-нибудь задумывался, как к этому могут отнестись в Польше? Совсем по-другому! Что им до наших склок? Только одно можно учесть…
— Да, — произнес Рашеньский. — И что же теперь будет?
— Не знаю. Но знаю, что сделаю я.
Рашеньский поглядел ему прямо в глаза.
— Ты этого не сделаешь, полковник, а если действительно так поступишь, я пойму тебя.
* * *
Он ждал Аню у входа в госпиталь. Утром светило солнце, сейчас же начался противный дождь. Стефан укрылся под лестничным навесом и глядел, как из только что подъехавшей машины выгружают раненых. Те, что могут идти, ковыляют род струями дождя, санитары суетятся с носилками, а в коридоре, который он видел в открытую дверь, устанавливают койки вдоль стен. На него бросали весьма неблагожелательные взгляды. Такой молодой, здоровый, в прекрасно сидевшем на нем мундире, а в госпитале не хватало мест для раненых, врачи и медсестры работали без передышки, через каждые несколько часов слушая угрюмый голос Левитана, называвшего города, которые «после упорных и кровопролитных боев, нанеся врагу тяжелые потери, покинули наши войска». Майкоп, Краснодар… Боже мой, куда же дошли немцы!
