Соло для рыбы | страница 53



На следующий день к их жилищу пришли две женщины. Одна из них была высокая светловолосая красавица, на поясе которой висел дорогой и довольно тяжёлый меч – это была мать Олафа. Другая, помоложе, и без оружия – его старшая сестра. Они принесли Дану одежды изо льна и шкур и кожаные сапоги очень тонкой работы, каких у неё никогда не было. Риголл долго о чём–то говорил с ними, казалось, спорил, но ей не было слышно. И она не хотела знать. Потом мать Олафа подошла к ней. Некоторое время они смотрели друг на друга. «Вероятно, не нужно опускать глаз, каков бы суров не был взгляд подошедшей» – подумала она.

– Ты,– сильная девочка – Наконец медленно проговорила женщина – и твой учитель хвалит тебя не меньше, чем моего сына. Если тебе будет что–нибудь нужно… как девушке…

Дану кивнула и постаралась сдержанно улыбнуться.

– Хорошо. Моё имя Бригита. А это – моя дочь, сестра Олафа – Гайрех. Ты можешь прийти к нам.

Затем, попрощавшись с друидом, выказав ему положенное по статусу уважение, они скрылись в лесу в направлении посёлка.

Риголл подал Дану новые одежды:

– Видишь. Это удобные платья и красивые. Кельтские девушки с удовольствием носят такие. Они хорошо сшиты и украшены соответственно твоему статусу ученицы друида. И это дар. Я пока не стану объяснять тебе, что он значит. Просто семья Эраннана выразила тебе своё… особое отношение. Пока этого достаточно. Ты можешь переодеться.

Она схватила льняные платья из ткани, выбеленной солнцем. Они нравились Дану своей изящной простотой. Она рассматривала их, вертела в руках и удивлялась, что такая мелочь, просто новая одежда, способны вызвать в ней особенный восторг. К тому же, это подарок! Первый раз в жизни. Наверное, сегодня день её рождения. Пусть будет так. Ветер тоже начал любопытствовать. Он растрепал ей волосы, как бы говоря: « Ну-ка, приведи себя в порядок! Заплети косы, как кельтские девушки. Сними свои обтрёпанные обноски, иначе я порву их в клочья!» Она рассмеялась, отвязала бабкин платок от пояса и содрала с себя старые цыганские рубаху и юбки, на которых уже давно не возможно было различить никакого рисунка, кроме дыр. И тут её окутала плотная, как вода океанских глубин, тишина. Только ветер слегка гладил её голые лодыжки. Она замерла…, оглянулась…. Риголл стоял недалеко… Пучок омелы, который он бережно увязывал только что, выпал из его рук, и белые ягоды бусинами запрыгали по камням. Он был очень напряжён, его губы были полуоткрыты, как будто он собирался что-то сказать ей. – Они, эти губы, изогнутые, как лук, стянутый тетивой перед выстрелом, вздрогнули, когда она оглянулась. И лишь на долю мгновения огонь, похожий на жертвенный, вспыхнул в его зрачках. Но этого оказалась достаточно, чтобы обжечь её, пройти сквозь всё её тело ото лба до низа живота. Страх, стыд и… удовольствие…, и ещё что-то приятное и недозволенно болезненное смешались в ней, и она застыла, не зная, что делать, глядя в глаза цвета крепкого травяного отвара, которые уже были спокойны и доброжелательны, как обычно. Он подошёл к ней, поднял с земли цыганский платок и набросил ей на плечи, прикрыв наготу.