- Где же ваш дом, ата? - спросил его я.
И увидел, как он молодо вскинул голову, как заблестели в темноте его глаза.
- Мой дом в Карабахе, - с гордостью произнес он и продолжил тоном, в котором таилась печаль: - И теперь он дальше от меня самых дальних стран. Сделай что-нибудь, сынок! Я слышал твой разговор. Неужели нет такого места на земле, откуда, если скажешь, весь свет услышит и рассудит по справедливости?.. Десять лет я уже жду этого... Сколько еще ждать?
Это был один из тех бесконечно трудолюбивых, преданно любящих свою семью и дом, бесконечно терпеливых крестьян, при виде которых у меня в Арафсе и Милахе подкатывал комок к горлу. В этих людях заключено что-то удивительно чистое и удивительно достойное. Что я мог пообещать ему? Чуть ли не до рассвета мы прохаживались вдвоем по набережной, и он рассказывал мне о своей жизни и о скитаниях последних лет.
Наверное, ты поймешь, с какими чувствами я улетал в Москву...
Конечно, никто не заставлял меня и дальше углубляться в эту трагическую для азербайджанского народа тему, но после наших бесед в нахчиванских горах и этой ночной встречи в Баку я ощутил нарастающее чувство долга перед этими простыми, ни в чем не виноватыми людьми. Я и в Москве стал теперь искать книги об армяно-азербайджанском конфликте, прочитал и те, которые приобрел в Баку. Мыслями своими теперь хочу поделиться с тобой прежде, чем начну писать книгу о том, что увидел и понял на Кавказе. Я глубоко убежден: мы все до тех пор не устроимся достойно на Земле, пока каждая капля невинной крови, каждый безвинно обиженный человек не станут для нас столь же глобальными и значимыми, сколь глобальна и значима мировая политика. Общечеловеческое братство, без которого гибель мировой цивилизации в войнах неминуема, требует распространения и возвышения этого принципа. Каждый безвинно пострадавший человек соразмерен всему человечеству. И покуда есть люди, страдающие без вины, человеческое счастье вообще не может быть достигнуто. Этому учили нас все великие гуманисты от Христа и Магомета.
Ты скажешь, я - максималист. Возможно. Но, согласись, пока подобный подход не станет политическим принципом, мы будем вновь и вновь обречены на кровь, этнические чистки, на обездоленных стариков и лишенных детства детей.
Любой человек, не совершивший зла, должен иметь гарантии неприкосновенности, право на свою землю, где похоронены его деды и отцы. На жилище. На безопасность своих детей. На жизнь.
