Клятва разведчика | страница 29
Почти сразу за дверью была конторка, за которой стрекотала на пишущей машинке женщина и сидел толстый немец в расстёгнутом кителе. Я почему-то сразу подумал, что он не военный, хотя и в какой-то форме. Ещё один — пожилой, я сообразил, что он железнодорожник, по петлицам — пил на конторке кофе. Мне тоже захотелось. И ещё начинало хотеться есть…
Мой конвоир им что-то долго объяснял. Они так же долго недовольно отнекивались. Женщина долго печатала, не поднимая глаз. Я долго ждал и думал про кофе и про то, как бы присесть. Позади меня стояла скамья, но я боялся на неё садиться.
Наконец, конвоир, судя по всему, одолел оппонентов, сунул им бумажку рапорта, отдал честь и вышел, что-то насвистывая. Я представил себе, как он пойдёт обратно, пройдёт мимо трупа на дороге… Потом вернётся к своим и будет есть. А я в это время… Мне захотелось завыть, и я не удержал стона, но тут же испуганно стиснул зубы.
Немцы уставились на меня оба, и толстый спросил на чистом русском:
— У тебя что-то болит?
— Нет, — поспешно ответил я, — нет, не болит…
— Герр обербаулейтер, — добродушно сказал он. Я моргнул:
— Что?
— Добавляй «герр обербаулейтер», когда отвечаешь мне.
— Хорошо, герр обербаулейтер, — поспешно сказал я. Он кивнул:
— Так. Ты сельский мальчик?
— Нет, я из Новгорода, герр обербаулейтер.
Он пожал плечами и, отвернувшись к машинистке, начал перебирать какие-то бумаги. Потом сказал через плечо железнодорожнику:
— «Бауэр, бауэр»… Ферфлюхте думмкопф, ландскнехтен… аллес идиотен зи![16]
— Хильфе мир,[17] — сказал пожилой. Толстый вздохнул:
— О, йа, ихь бин дольчмейер, йа, йа, рихьтигь…[18] Итак, мальчик, мы можем передать тебя в гестапо. Но у них полно дел. Кроме того, судя по записке, ты не замечен ни в чём предосудительном. Я уж не говорю о том, что придётся заполнять кучу анкет, как будто ты жеребец-производитель, купленный за границей. Поэтому ты будешь кататься на одном из поездов господина Фунше, пока его начальству не надоест эта идиотская затея. Там у тебя будет компания, еда и масса свободного времени…
— Зоя, шрайб, айн кнабэ — нуммер… ух, арштойфель![19]
— Аллес зер гут,[20] — пожилой достал из кармана записную книжку и, заглянув в неё, сказал: — Цвай унд нойнцейн таузанд зибн хундерт фюнф унд фирцейн.[21]
Сделав какую-то пометку, он обошёл вокруг конторки, взял меня за плечо и, подталкивая перед собой, вывел в небольшую комнатушку по соседству — я даже не сразу заметил дверь в неё. Это была подсобка-не подсобка, какая-то хренотень вроде этого. Он молча кивнул на стул, стоящий возле стола под забитым пылью окном, а сам завозился у настенного шкафа. Потом повернулся ко мне и жестом показал, как закатывает рукав на правой руке.