В общем, под мрачное молчание следователя Корсакова и стрекот словоохотливого участкового они добрались до двери коммунальной квартиры, участковый позвонил в дверь, и через некоторое время на пороге показалась матрона в шелковом халате, о ноги которой терся кот.
– День добрый, – привычной скороговоркой начал участковый, – нам надо комнатку покойного еще раз глянуть. Мы пройдем?
Матрона, не говоря ни слова, посторонилась, давая дорогу вглубь квартиры. Антон, входя, споткнулся о кота, и сердце опять заколотилось так, что заломило виски.
Печать на двери комнаты Годлевича выглядела нетронутой, и сердце Антона сократило число оборотов. Участковый привычным жестом отковырнул с дверной коробки край бумажки с синим штампом прокуратуры и вставил ключ в скважину. Попытался повернуть, нажал сильнее, что-то хрустнуло, и он близоруко наклонился к ключу, а потом поднял на Антона растерянные глаза:
– Что за черт!
Замок не открывался. Ключ в нем не поворачивался, только хрустел. Участковый подергал дверь, оторвал болтавшуюся на соплях бумажку, внимательно ее рассмотрел и бросил на пол. Потом вытащил ключ из замка и стал изучать его, поднеся к самому носу.
– Ломали его, что ли?
Антон не ответил. Нехорошие предчувствия об отсутствии главного вещественного доказательства оформились в твердую уверенность, что зеркала за дверью уже нет.
Не дождавшись от следователя дельных указаний, участковый, видимо, торопившийся на свой опорный пункт оказывать помощь населению, воровато оглянулся на запертые комнаты соседок, убедился, что свидетелей нет, и нажал плечом на хлипкую коммунальную дверь. Створки ее медленно отъехали, явив взору представителей правоохранительных органов просторную комнату с книжными полками по стенам. Посреди стоял стул, напомнивший Антону о трупе худого старика в стеганой куртке; сейчас трупа в комнате, естественно, уже не было, но Антон инстинктивно поежился. Оба они – и Антон, и участковый – заглянули внутрь, чуть не столкнувшись лбами.
Пылинки тихо оседали в столбе дневного света, лившегося из окон на вытертый паркет; постельное белье на узкой тахте лежало неопрятным комом – Антон уже знал, что это труповозы забрали простыню для транспортировки трупа; Брокгауз и Эфрон мирно стояли на полках, и только зеркала в комнате не было.
Антон, хоть и был готов к этому, все равно потерял дар речи. Он только указал пальцем на пустой простенок и что-то промычал, но участковый понял.
– Ну что, хреново, – констатировал он в пространство, отводя глаза. – Утратили имущество, а? Ключик-то у вас был, а?
