Антона даже пот прошиб, сердце заколотилось, и подступила тошнота. Он откинулся на подушку и закрыл глаза, мучительно вспоминая, ту ли даму со старинных фотографий он увидел вчера в зеркале. Какой он был идиот! Поди знай теперь, куда он засунул тот конверт с письмами! Стиснув зубы, он пристукнул кулаком по краю кровати. О том, чтобы сейчас предпринимать поиски, не могло быть и речи – голова кружилась, и любое усилие доставляло мучения. Скорей бы мать вернулась из универа, может, она знает, где конверт.
А вдруг его давно выбросили? Нет, не может быть; у них дома в книжных шкафах лежат даже папки с набросками речей выдающегося адвоката Урусовского, датированные началом двадцатого века, – 1909 и 1910 годами, так что письма и фотографии должны быть неприкосновенны. А если все-таки?.. Конечно, лазать по укромным уголкам других членов семьи у них было не принято, но все же с тех незапамятных времен Антон так ни разу и не наткнулся на счастливым образом обретенные наградные часы. Куда же она так их запрятала, несмотря на то, что времена репрессий давно прошли, и положи она эти часы на видное место, никому бы это ничем не грозило.
Досадуя на себя, малолетнего недоумка, Антон промучился так до восьми вечера, с перерывами на тревожную дрему.
В восемь его разбудила мама, высыпавшая на прикроватную тумбочку целый ворох лекарств. Но, к собственному удивлению, Антон почувствовал, что, в общем-то, уже не нуждается в лекарствах; самочувствие нормализовалось, и он даже отважился подняться и добрести до кухни, где под сочувственным взглядом матери вяло похлебал супчику.
Мать по обыкновению смотрела, как он ест, и только поставив в мойку его пустую тарелку, налила супу себе.
– Не нравится мне это, – покачала она головой, разглядывая бледный вид сына и темные круги у него под глазами. – Ты молоко пил?
Антон поежился. Несмотря на то, что на кухне было жарко, он кутался в халат.
– Пока тебя не было, ничего не пил.
– И лекарства не пил? Похоже, что тебе после молока лучше стало. Покажи горло, – тихо сказала мама.
Осмотр глотки Антона ее расстроил. У нее стало такое огорченное лицо, что Антон встал и потащился к зеркалу, висящему в коридоре у входа на кухню.
– Мы меня теряем? – спросил он маму, вертя головой перед зеркалом и изучая уже круги под глазами, поскольку в собственной глотке он все равно ничего не разглядел.
