Как сейчас помню, необычайные события, о которых пойдет речь ниже и которые едва не стоили нам жизни, начали разворачиваться однажды ненастным вечером в ноябре 1894 года, через несколько месяцев после чудесного возвращения Шерлока Холмса, едва избежавшего смерти от руки своего заклятого врага профессора Мориарти.
После ужина мы уютно расположились в креслах у горящего камина. Холмс погрузился в чтение толстенного трактата о шифрах эпохи начала царствования Елизаветы, я же предпочел не столь глубокомысленную литературу и ограничился просмотром «Ивнинг стандард», радуясь, что мой друг не занимается сейчас расследованием какого-нибудь запутанного дела и ничто не может выманить нас из дома в такую отвратительную погоду.
Но стоило мелькнуть этой мысли, как Холмс прислушался и, отложив в сторону книгу, заметил:
— Только что подъехал кеб, Ватсон. Я полагаю, что к нам прибыл посетитель. Я сам впущу его.
— Его? — удивленно спросил я.
— Да, несомненно, это мужчина. Вы слышите, как захлопнулась дверца кеба? Ни одна женщина не станет действовать так решительно.
Я но слышал ничего, кроме воя ветра в печной трубе и громыхания ставень, но ничуть не удивился тому, что Холмс расслышал все далекие звуки, о которых он упомянул, так как слух у него был острее, чем у кого-либо из известных мне людей.
Холмс вышел из комнаты и вскоре ввел в гостиную коротенького, плотно сбитого человека с окладистой бородой и настолько широкого в плечах, что он казался квадратным. По гороховому пиджаку и фуражке с козырьком я принял его за моряка. Мое предположение подтвердилось, когда Холмс представил гостя:
— Ватсон, это капитан Ганс ван Вик.
И, повернувшись к нашему посетителю, Холмс предложил:
— Прошу вас, садитесь, сэр.
Ван Вик снял фуражку, обнажив седую шевелюру, такую же густую и всклокоченную, как и его борода. Добродушные морщинки у глаз, прорезавшие задубевшую от непогоды кожу, указывали на жизнерадостную натуру, хотя серьезность его манер свидетельствовала о том, что дело, которое привело его к Холмсу, было не из легких.
