А Фатали - рядом Николая и Пушкина! А тот, кто перед ним, Мишель, "ах, если бы раньше!., а посмел бы?!" Фатали еще ой в каком длинном пути!
- Были с Одоевским у Нины Чавчавадзе, обещали зайти еще, да вот... слег Одоевский, жар! Нужен доктор!
- Есть. Был другом Бестужеву, неподалеку, за углом, над Шайтан-базаром.
- Все у вас с шайтаном!
И пошли.
- Может, лихорадка? Она здесь всех наших косит!
- Наших тоже. Берегите себя.
- Чему бывать, того... Ах да, вы же не фаталист! Но как же мне не быть фаталистом, когда я знал, я был уверен, что начертана мне на лбу судьба такая: Тифлис, мой приятель ученый татарин Али, у которого я беру уроки татарского!
Они уже у доктора. "Вот здесь!"
- Заболел друг покойного Бестужева, Одоевский, Ему нужна помощь.
- Из тех?! - спросил по-азербайджански.
- Да.
- О чем вы?
- А вот изучите!
- А этот кто?
- Из тех же.
- Такой молодой?!
- Что такое "джаван"?
- Молодой.
- А поэт?
- "Шаир". А доктор, между прочим, большой поклонник романтической поэзии.
- Увы, я не Байрон!
Одоевский укрыт. Высунулся из одеяла, небритый, бледный.
- Саша, мы к тебе с доктором.
- Ну-с?... - Вот она, раздулась селезенка! - Да, все признаки пароксизма. - Смотрит на Фатали.
- Яман? - спросил Лермонтов.
Одоевский улыбнулся: юный друг Мишель заморочил ему голову с татарским. "Непременно изучу!"
- Сначала озноб, потом жар?
Одоевский кивнул головой.
- Закачу-ка я вам хины.
Одоевский поморщился.
- Вышли без шинели, и вот!
- Уж осень, нельзя.
- Но жарко!
- Лучше жарко, чем лихорадка!
- Я укроюсь, - дрожат и слова. - Бросьте на меня что-нибудь еще.
Три шинели поверх одеял, да еще бурка соседа, сидит на дощатом диване ("Настоящий кавказец!" -шепнул Лермонтов Фатали), - бурка, прославленная Пушкиным, Марлинским и портретом Ермолова. А "настоящий кавказец" мечтает о белой андийской бурке с черной каймой внизу.
- А я не успел вас познакомить!... Ты слышишь?
Голова выглянула на миг из шинелей:
- Да, да, слышу.
- Ученый татарин Али, у барона Розена служит. Буду учиться по-татарски! С татарским в Азии, как с французским в Европе! Так о чем мы с вами, Али? Да, о поэме вашей и о наших штыках! Прямых и кривых, явных и тайных! Уланы, драгуны, булат!
слово за слово, фраза за фразу цепляются, переплетаются, какие-то мелькающие плывущие причудливые фигурки, бегущие и бегущие точки, они ширятся кругами и лопаются, дрожи не унять, пламя внутри, но оно не греет, чем же накрыться, ледяные ноги одна холоднее другой, пальцы смерзлись, а как они там, в острогах, стужа и холод, кто же следующий после Бестужева? верно, я, а казалось, здесь лучше - юг, тепло, а пули, что ж, тем быстрее!
