Пушкина рисовало черты по лицу ея! Погиб глава собора поэтов!
Вот она, первая неожиданность, уготованная ему Востоком! Русские карательные отряды и - приобщение к русскому собору поэтов!
- И кто же в том соборе? - "Читал ли меня?" Нелепое любопытство! С недавних пор выработалось наблюдение, какое-то особое свойство именно у этих его стихов о гибели Пушкина: сразу, по глазам, по голосу, по тому, как смотрели или говорили с ним, Лермонтов тотчас определял для себя - читал или нет. Этот татарин читал!
- Если позволите. - Достал листы.
- Можно взглянуть? - Эта вязь как тайнопись! Постигнем ли?
- Извините, если перевод мой коряв.... Ломоносов красотами гения украсил обитель поэзии, но мечта
Пушкина водворилась в ней. Державин завоевал державу поэзии, но властелином ея избран Пушкин. Карамзин наполнил чашу вином знания, и Пушкин выпил вино этой полной чаши. И вам в том соборе... - Не докончил.
- По одному-то стихотворению?
- Но какому! - загорелись глаза у Фатали.
- Восток любит льстить.
- Восток сразу выдает, что думает.
"Штык и - благо?! Кровь - и Ломоносов?! Насилие и - собор поэтов?! Надо разобраться!"
- Вы удивлены, однако. Право, удивлен и я: как же так, русские штыки и кавказская поэма о Пушкине?
- А вы колдун, читаете мои мысли! - "Вот он, мой провожатый по Тифлису! по Кавказу! по Востоку!"
- Вы мой кунак, а хозяин обязан угадывать мысли и читать желания гостя.
- О стихах мы потом! - поспешил Лермонтов. "Надо спасать Одоевского!" Но любопытно: как воспринято здесь, на Кавказе, горцами и татарами? постигнут ли нас? непременно прочесть поэму!
- Бестужев очень ждал встречи с другом своим, Одоевским, он тоже наш кунак!
"А вы определенно колдун!" - но на сей раз промолчал: поймет ли Али шутку?
- Да, да, кунаки поневоле! Мы с ним в одном полку, аллах миловал, спас от горской пули. - И умолк.
Фатали наслышан о кунаках особого рода. Но Лермонтов - из новых, такого изгнанника еще не было в их крае: за стихи! И когда Лермонтов сказал: "Меня на юг, а вас на север, сразу в печать!", вспомнил Бестужева: тот сидел, правил, что-то вычеркивал, переделывая по-своему некоторые строки его восточной поэмы; на такое б Фатали не осмелился.
У Фатали сначала был испуг: Бестужев вычеркнул имя Его Императорского Величества (!!). У Фатали было: Распространилась слава гения Пушкина по Европе, как могущество и величие Николая от Китая до Татарии. Бестужев сразу же резко вычеркнул имя с величием и вставил как могущество царское. Сначала не понял, когда Бестужев благодарно взглянул на него: "А вы человек смелый! Рядом поставили Пушкина и Николая! За такое б вас!..." Но рискнуть вычеркнуть!
