Глеб едва дотащился до своего вагона. Упал на кровать и в ту же минуту уснул.
Ночью Глеб проснулся и услышал на крыше тихий, вкрадчивый шорох. Шел дождь. Он то смолкал, будто к чему-то прислушивался, то вдруг снова начинал топотать по железу мелкими глухими шажками.
За окном, озаряя черную сумрачную реку и примолкшие нелюдимые боры, вспыхивали зарницы.
Разбуженные дождем, снова пришли и стали у изголовья прежние обиды и огорчения.
Глеб накрылся с головой одеялом и тихо, чтобы не услышал Лука, заплакал...
Варя примчалась к вагону чуть свет.
Стала перед окошком и кричит:
— Глеб, ты встал или ты не встал?
Ну несчастье! Поспать и то не дают...
От этого крика проснулись и Сережа Ежиков, и Лука. Зашевелились и за стенкой.
— Что же это такое, л-лорды? — послышался недовольный голос Димки Кучерова. — Если эта девчонка не замолчит, я напишу на нее жалобу.
А Варя не унималась:
— Глеб, ты встал или ты не встал?
Тут уж не до сна.
Глеб оделся и вышел из вагона. А на дворе почти ночь.
В небе нехотя догорали последние звезды, на востоке чуть теплилась блеклая, холодная заря.
— Чего так рано? — зевая, спросил Глеб.
— А я уже наспалась. Пошли провода чинить.
— Что ли, их днем нельзя починить?
— Не, Глеб, днем нельзя. Папа увидит, так он тебе даст провода. Он и так злой-презлой приехал.
— Ночью?
— Ага. Сначала я думала, что это гром, а это он в дверь кулаками стучит. Я посмотрела на него и говорю: «Ты зачем такой надутый? Обратно будешь их выгонять?» А он говорит: «Это не твое дело». А я говорю: «Раз не мое дело, так я уйду и рубашек тебе не буду стирать. Уйду к маме и буду там нянчить мальчика или девочку. А ты тут без меня пропадешь».
— А он что?
— Ничего. Он знает, какая я отчаянная. Он говорит: «Если они будут хорошо работать, пускай работают, а нет, так я их сразу турну».
Хо-хо! Луку турнешь! Лука такой, что и сам кого хочешь может турнуть!
А вообще он зря пообещал чинить телефон.
Подумаешь, телефон ему исправляй! И без телефона проживет.
Но теперь идти на попятную было неудобно.
— Ладно уж, пошли, — неохотно сказал Глеб.
В «конторе» еще все было тихо. Георгий Лукич, очевидно, спал.
— Вон-на, видишь? — указала Варя на верхушку сосны.
Среди ветвей белели две кафельные чашечки и болтались оборванные провода.
«Ну прямо кошка!» — подумал Глеб.
Лазать по деревьям Глебу не привыкать. Он снял сапоги, плюнул в ладони и начал карабкаться.
Пыхтел, сопел. Даже выругался потихоньку. Но добрался.
Первый проводок он присоединил быстро, а со вторым пришлось повозиться. И рукой уж его доставал, и веткой — никак не достанешь.
