На плечо Лисандра легла рука и остановила его.
— Тебе больше не следует защищать их, — шепнул ему на ухо Орфей. — Ты должен научиться быть спартанцем.
Лисандр не знал, как поступить, и позволил ему отвести себя в сторону, к учебному зданию.
Школьная комната представляла собой лачугу, открытую всем стихиям. Нижняя часть стен сделана была из дерева, крыша из пальмовых листьев опиралась на деревянную раму.
— Не понимаю, какой смысл вообще приходить сюда, — проворчал Демаратос, садясь на пол. — Мы спартанцы, а не ученые. Какой толк от стихов во время битвы с афинянами!?
— Демаратос… — В дверях появился высокий худощавый мужчина в грубой коричневой тоге. — Иногда мышцы, которые у тебя находятся вот здесь… — мужчина постучал по своей блестящей лысине… — важнее, чем мышцы руки, которая держит копье.
По его лицу расплылась улыбка, обнажившая ослепительно белые зубы. Лисандр решил, что учитель не грек. У него было доброе лицо, смуглая кожа, брови изгибались тонкими дугами, а глаза мерцали, точно кварц в солнечных лучах.
— Это Ану, — шепнул Орфей. — Наш преподаватель. Он прибыл к нам из-за Великого моря,[20] из земли, где правит бог солнца, которого там именуют фараоном.
Лисандр уставился на учителя, смотревшего на класс орлиным взором.
— Зачем он здесь? — спросил он.
— Он прибыл в Спарту еще до нашего с тобой появления на свет, чтобы изучить жизнь нашего народа, а затем решил остаться. Говорят, что он самый мудрый человек во всей Греции. У него сотни свитков с письменами со всех концов света. Он говорит на пяти языках!
— Я хочу, чтобы вы прочитали стихи, которые мы учили в прошлый раз, — сказал Ану. Он стал декламировать напевным мягким и низким голосом:
— «Может ли храбрец ждать лучшей судьбы, чем…»
Все ученики подхватили песню, но Лисандр не знал слов. Ему оставалось только слушать.
Может ли храбрец ждать лучшей судьбы,
Чем пасть за Спарту в первых рядах?
Может ли воин ждать худшей участи,
если он дрогнет
И обречет себя просить милостыню
вместе с матерью,
Стареющим отцом, малыми детьми
и верной женой…
Красота этих слов тронула сердце Лисандра. Он задумался о будущем и своей матери. Юноше хотелось, чтобы она гордилась им, чтобы им гордился его отец — Торакис, которого он так и не увидел.
«Вот моя судьба!»
До него донесся голос Орфея, который выделялся среди других своей чистотой и мелодичностью:
Его станут презирать, куда бы он ни шел,
Он станет никем — оборванным и голодным.
Позор неотступно пойдет по стопам его
