Розыск начинается в субботу | страница 8
От редакции: Содержание этих документов, увы, не подлежит разглашению по соображениям вселенской безопасности.
…Я их вычислил. Все улики были налицо. Я бросился к Президенту Максу-Морицу Задеру за санкциями на обыски и аресты. Hо противник меня упредил. Проклятый оборотень Паня Головенко посетил Задера часом раньше, и старик, уже обработанный, пропал без вести. От него осталась лишь надпись стилом на дверце персонального нужника. Hо дверь была так обильно полита горючими слезами старого сентиментального Задера, что молекулярное покрытие необратимо разрушилось, так что уцелели только слова "натюрлихь" и "нихт шиссен"…
Тогда я отправился к нашему великому оптимисту и жизнелюбу Льву Авдеевичу Гробовскому и организовал для него и Хамова-старшего рандеву с Панкратом Головенко.
Разговор за дверями кабинета был какой-то странный. Головенко не было слышно вовсе, Гробовский поминутно восклицал: "Ах, как здорово! Можно, я упаду?", а Григорий Хамов угрожающе мычал. Потом он сказал нехорошим голосом: "Поговорили — хватит! Передайте своим космическим вандалам… как вас там? Игрунцам…" — "Игрецам", — кротко поправил Гробовский. — "Вот-вот. Игра закончилась. В двадцать четыре часа за сто первый парсек!" — "Хорошо, Хамов, — задушевно сказал Головенко. — Мы-то уйдем. А вот ваше семейство об этом поплачет!" — "Вон!" — сказал Хамов, и Головенко, хлопнув дверью, проскочил мимо нас к выходу.
Я обернулся к Иво. Я ужаснулся. Наш Ревнитель Красоты, наш Борец за Вселенскую Гармонию держал на ладони сине-зеленую тварь неопределенной формы и непередаваемо отвратного вида. Он любовался кошмарной нежитью, как шедевром Рафаэля или Блюмса. Он с нежностью глядел в ее мутные бельма…
С улицы в окно заглянул Головенко. Он держал правую руку за пазухой, и на губах его играла сатанинская ухмылка.
Иво слушал меня, а я готовился к последнему эксперименту. Я догадывался, что увижу, и при одной мысли об этом к горлу подступал комок величиной с арбуз.
— Мы их разоблачили, но они успели многих обработать своей машинкой и превратить в квазигомов, в игрецов, в нелюдей. А теперь вот Гробовский… Его погубил собственный оптимизм. Лев Авдеевич настолько увлекся мечтами о прекрасных перспективах перевоспитания игрецов, что нечувствительно впал в оптимистический ступор, потом в летаргический сон, а теперь не хочет просыпаться. Он видит там светлые сны и не желает больше смотреть на наши гадости…