Экзамен для гуманоидов | страница 17



— Военная тайна, товарищ Пирогов! — загадочно улыбаясь, заверил капитан.

— Вот жулик, — рассмеялся Анисимов.

— А что вы думаете? Без таких, как я, наша армия, как бычок без телки. Бодаться умеет, но настроения нет.

— По-моему, наша задача воевать, а не улучшать демографию освобождаемой планеты, — парировал доктор.

— Вы действительно верите, что мы направляемся кого-то освобождать? — включился в разговор француз, лейтенант Жильбер.

— Только без политики, месье, — поднял руки вверх Анисимов. — Мы солдаты, следовательно — орудия и не верить имеем право только в Бога, все остальное сомнению не подлежит.

— Вам проще всех, док, — француз поморщился, — вы будете спасать, а не убивать. Как ни посмотри — весь в белом.

— Чтобы не завидовать сейчас, об этом следовало подумать при выборе учебного заведения, — буркнул Анисимов и отвернулся.

— Давайте лучше закурим, лейтенант. Я заметил, что у вас есть замечательные «Галуа», — попытался увести беседу в сторону Кровицкий, — мои любимые.

Француз усмехнулся и достал портсигар.

— Ого, серебряный! — капитан уважительно причмокнул.

— Подарок жены, — Жильбер смущенно повертел портсигар в руке, — к тридцатилетию.

— А что ж ты до сих пор лейтенант? У нас в тридцать не меньше капитана имеют, верно, майор? — спросил Кровицкий сначала француза, а потом Орлова.

— Ну, не все же олимпийскими чемпионами в двадцать пять становятся, — хитро прищурился Смит.

— А при чем здесь это? — встрепенулся Сергей.

— И то правда, при чем? — капрал ехидно улыбнулся и пожал плечами.

— Я всего месяц назад подписал контракт, — ответил Кровицкому француз, — а до этого совсем другим занимался.

— Чем? — не унимался капитан.

— Отстань от человека, — одернул его Анисимов, — надо будет, сам расскажет.

— Луна! — воскликнула Стефания, прильнув к иллюминатору.

— Грустная она какая-то, как вдова, — мучачос Дуэро неопределенно помахал в воздухе рукой.

— Да вы романтик, товарищ Сервантес, — хохотнул Кровицкий.

— А вы нет? Согласившись на этот поход, вы себя выдаете либо как романтика, либо как циничного стяжателя громкой славы, — испанец говорил спокойно, даже вяло, но очень уверенно.

— Никакого акцента, — с уважением отметил русский. — Признаюсь, я та самая вторая фаза искренней преданности романтизму — цинизм во плоти. И стяжатель славы, конечно, амиго. К тому же корыстный стяжатель, но в целом я не опасен. Более того, полезен. Хотите кальвадоса?

— Шутишь? — подпрыгнул на сиденье Смит.

— Насчет спиртного — никогда!